Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан

Родин шагнул к Смайдову и остановился возле него так близко, что Петр Константинович почувствовал на своем лице его дыхание. Когда Родин говорил, его голос был жестким, почти злым, и Смайдову казалось, что у Виктора и глаза сейчас жесткие и злые. Он даже удивился, увидав в них обыкновенную человеческую печаль. И еще — немую просьбу… «О чем он хочет просить?» — поду мал Смайдов.

Родин сказал:

— Ты должен помочь Полянке, слышишь? Кроме тебя, никто ей не поможет. Вот все, что я хотел тебе сказать. Извиняться за то, что вмешиваюсь в твою личную жизнь, не буду. Потому что уверен: на моем месте ты поступил бы точно так же… Или я ошибаюсь?

— Пожалуй, нет, — ответил Петр Константинович.

— Тогда все в порядке… Идем.

Секретарь горкома Алексей Андреевич Лунев слыл человеком справедливым, умным и решительным, но партийные работники побаивались его, не без основания считая, что он слишком уж крут и чрезмерно требователен. Многие даже злословили: Лунев, дескать, старый армейский служака, привык к муштре и в каждом человеке видит солдата…

Кое-что из этих разговоров дошло до Лунева, и не раз, оставшись один, Алексей Андреевич размышлял над тем, что услышал. «Разговоры разговорами, — думал он, — пусть все это преувеличено, но дыма без огня не бывает. И очень печально сознавать, что люди, которых ты считаешь своими товарищами, такого о тебе мнения. Скверно получается, Алексей Лунев, очень скверно…»

Он действительно долго работал в армии, и армейская служба не могла не наложить отпечатка на его характер. Сейчас ему было под пятьдесят, а солдатскую гимнастерку он надел в неполных двадцать. В Великую Отечественную сменил ее на офицерский мундир, после войны — учеба, политорганы, и всего лишь пять лет назад — демобилизация и партийная работа в «гражданских» условиях.

Его никогда не тяготила строгая армейская дисциплина, подчинение старшим по службе он считал не просто обязанностью, а своим долгом. Главным в человеке он считал честность и справедливость, а в какой форме они выражались — это, по его мнению, не имело особого значения…

И даже понимая, что какая-то доля истины в разговорах о нем есть, он оставался самим собой, не в силах изменить в себе отдельные черты характера, мешающие ему.

Смайдова и Родина пригласили сразу обоих. Поздоровавшись с ними, Лунев сказал, обращаясь к Родину:

— Шумите? Без этого вы не можете?

— Иногда могу. Если создают условия для того, чтобы человек чувствовал себя человеком.

Лунев предложил им сесть поближе к своему столу, с минуту помолчал, потом опять обратился к Родину:

— Не могу утверждать, что я не ошибаюсь, — сказал он, — но у меня почему-то складывается впечатление, что творческие работники, особенно цисатели, заражены каким-то вирусом легкого анархизма. Анархизма и вечного недовольства. Скажите, товарищ Родин, вам не надоедает брюзжать по разным поводам, даже если поводы эти бывают высосаны из пальца?

— Вы имеете в виду мои некоторые выступления в печати? — спросил Родин. — Так ведь я не брюзжу, Алексей Андреевич, а открыто возмущаюсь, когда вижу нерадивость или, еще хуже, злоупотребления. Что же, молчать, когда видишь такое? И никакого — даже легкого! — анархизма в этом не усматриваю.

— Возмущаетесь? — Лунев иронически усмехнулся, но смешок этот сразу же потух. — А вы постарайтесь все-таки поменьше возмущаться, товарищ Родин. Есть ведь и иные формы борьбы с недостатками. Так будет лучше и для вас, и для других.

— Слушаюсь!

Родин привстал и тут же сел. Смайдову показалось, что он услышал, как Виктор щелкнул под столом каблуками. «Это уж слишком! — подумал Петр Константинович. — Ни к чему такая демонстрация…»

«Демонстрацию» эту подметил и Лунев. Но, как ни странно, поведение Родина его не возмутило, а скорее развеселило. «Хорошо одернул, — мысленно одобрил он писателя. — Молодец! С таким приятнее иметь дело, чем с теми, кто думает, будто секретарь горкома Лунев какой-то солдафон и с ним нельзя ни поспорить, ни пошутить…»

Лунев неожиданно засмеялся.

— Скажите, Виктор Николаевич, если бы вас попросили написать очерк о секретаре горкома Луневе, какими чертами характера вы его наделили бы? Можете сказать об этом совершенно откровенно?

— Конечно. Но, задавая подобный вопрос, вы рискуете, Алексей Андреевич.

— Где наша не пропадала! — снова засмеялся Лунев. — Да и мало ли нам, старым воякам, приходилось рисковать. Выкладывайте, Виктор Николаевич. Секретарю парткома товарищу Смайдову тоже, наверное, будет интересно послушать. Не так ли, Петр Константинович?