Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан

Он взял Полянку за локоть, сказал:

— Твоя люди тоже хороший охотник. Шибко хороший! Твоя люди и моя люди самый хороший охотник. Так-то… Теперь айда мой чум чай сидеть. И ты, Яптунэ, айда, и ты, Тимофей, и ты, Геункеу… — Тынры отыскивал глазами своих друзей, указывал на них рукой и говорил: — Ты тоже айда, ты тоже…

Рядом с его сестрой, пожилой ненкой в малице, стоял человек в кожаном пальто. Начальник, наверное, подумал Тынры. Не худо бы, однако, и начальника пригласить в свой чум. Вдруг согласится? В прошлый праздник в чум Геункеу приходил какой-то начальник, шесть чашек чаю выпил, вот такой кусок оленины съел, два часа сидел. Геункеу до сих пор говорит: «Мой приятель — начальник…» А сам и не знает, как звать-то этого приятеля…

Тынры протиснулся к Смайдову, попросил:

— Ходи с нами чай сидеть, товарищ. Ходи, а?

Только теперь Полянка увидела Петра Константиновича. Не очень, кажется, удивилась, но обрадовалась. Подошла, подала руку.

— Здравствуйте! — И, подавшись к нему, заговорщически прошептала: — Не обижайте Тынры, пойдемте к нему чайку попьем.

Они сидели рядом на шкуре оленя: Петр Константинович — справа от Полянки, Тынры — слева. Из большого котла, в котором плавали жирные куски оленины, поднимался пар. В сторонке шумели три самовара, но чай еще не подавали.

— Чай потом, однако, — сказал Тынры. — Сперва совсем мало водки надо. Праздник…

Полянка не стала отказываться. Выпила маленькую чашечку водки, взяла с тарелки кусок оленины, ловко отсекла от него острым ножом жирную косточку, закусила. Потом снова отсекла еще одну косточку, передала Петру Константиновичу.

А Тынры в это время говорил, обращаясь к Полянке:

— Твоя люди шибко хороший человек. Тебе тундре жить надо. Песцов добывать. Не давно совсем тундру большой начальник приходил, так сказал: «Много песцов добывать — много золота брать у заграничной буржуи. Золото, сказал, шибко нам нужно». Ходи твоя люди тундру, а? Большой чум поставим, мужик тебе найдем, если твоя мужик нету. Твоя мужик есть?

Петр Константинович подумал, что Полянка сейчас рассердится на Тынры, но она не рассердилась. Ответила так, словно для нее это был очень важный разговор:

— Начальник правильно сказал, Тынры. Песцы — это золото. Валюта. Только в тундру мне нельзя. Отец у меня здесь живет. Старенький уже.

— А мужик, значит, твоя нету? — продолжал Тынры.

— Пока нету, — улыбнулась Полянка.

— Плохая картина, однако, — сказал Тынры. — Твоя люди уже не маленькая. Уже свой чум надо, свой мужик надо. Правильно я толмачу, начальник?

Тынры налил еще по одной чашечке водки и, не обращая внимания на то, что ни Полянка, ни Петр Константинович на этот раз пить не стали, выпил сам. Ему было хорошо сейчас, знатному охотнику тундры. Много гостей в его чуме, никаких тревог за свою славу, все идет так, как надо. Счастливый он человек, охотник Тынры! Ему хотелось, чтобы и все были такими же счастливыми, как он. Счастья ведь в жизни куда как много, на всех его хватит, однако. Зачем все одному? Одному много ли нужно?..

— А твоя люди баба есть? — вдруг спросил Тынры у Смайдова.

— Моя люди бабу еще не успел найти, — рассмеялся Петр Константинович. — Моя люди не может быть великим охотником. Какая женщина захочет жить со мной? — За шуткой Смайдов хотел скрыть неловкость, в которую и его, и Полянку поставил ненец. Чего это он к ним привязался? — Давай-ка выпьем, Тынры, да и другие пускай выпьют.

— Давай-ка выпьем, — с готовностью согласился Тынры. — И другие тоже выпьют… Твоя хочешь люби ее? — Тынры глазами указал на Полянку. — Ее люди мужик нету, твоя люди баба нету… Почему один чум двое не ходи? Шибко славно будет, двое-то.

— Шибко славно будет, — сказал Геункеу.

— Куда как славно будет! — подхватила сестра Тынры, сидевшая рядом со Смайдовым. — Оба красивые-то, однако. Уй как славно будет-то!

Петр Константинович украдкой взглянул ка Полянку. Чем-то она была похожа сейчас на ненцев. Может быть, такой же непосредственностью. Никакой рисовки. Другая девушка сделала бы вид, что сгорает со стыда, а она сидит и смеется. Молодец. Умница.

Полянка сказала:

— Спасибо тебе, Тынры. Всем спасибо. Мы как-то не думали об одном чуме. Теперь будем думать. Шибко много будем думать. Правда, ас Смайдов?

— Конечно!

Ему было чертовски весело. И хорошо. Ну и попали они в переплет. «Ох, этот Тынры… Хороший человек. И все они хорошие люди».

…Их отпустили часа через два, когда Тынры, разомлев от чая и водки, стал клевать носом. На прощание ненец сказал: