Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан

Только мгновение назад он дрожал от холода, а вот уже по спине и груди поползли горячие струйки, на лбу выступила испарина. Костя менял электрод, а Марку казалось, что он до сих пор видит падающие в воду искры. Он даже зажмурил глаза, но бенгальские огни не исчезали.

Марк выругался:

— Ч-черт, не дотяну! Свалиться в такое время — надо же!

К нему подошел Андреич. У него были страшно воспаленные глаза. Всегда тщательно причесанная рыжая шевелюра сейчас напоминала грачиное гнездо после бури, на шее болтался грязный изорванный шарф, подпаленный с обоих концов, на лице — черные разводы и ссадина с запекшейся кровью. Не то боец, вышедший из жесто кого боя, не то пират, только что бравший корабль на абордаж.

В другое время Марк, взглянув на такого Андреича, расхохотался бы, но сейчас ему было не до смеха. Он видел: Андреич тоже больше не может. Андреич кончился. Скажи ему сейчас: «Андреич, если ты не продержишься еще три-четыре часа, ты погибнешь», — и Андреич наверняка ответит: «Ну и чихать! На том свете не хуже…»

— Покурим, Андреич? — спросил Марк.

Спросил таким тоном, будто не видел, что Андреич едва стоит на ногах, и будто не чувствовал, что сил у него осталось только на то, чтобы отстегнуть защитную маску и, швырнув ее в сторону, упасть рядом с ней и закрыть глаза. И тогда пускай этот лайнер горит, проваливается в тартарары — Андреичу на все наплевать!..

Андреич сказал:

— Мои жилы лопнули. Понял, Талалин? С меня хватит. Никто не имеет права…

Он поднял руку, чтобы расстегнуть ремешок защитной маски. На Марка он не смотрел — глаза его был уже закрыты. Неподалеку на талях спускали стальной лист обшивки, ветер бил его о борт лайнера. Думин и Димка Баклан, придерживая этот лист, хрипло кричали: «Легче майна! Еще легче! Теперь давай…», а Андреич, пошатываясь, стоял перед Марком и непослушными пальцами искал застежку ремешка. Он ничего не слышал и ничего не видел.

«У него и вправду лопнули жилы, — подумал Марк. — И у меня, наверное, лопнули. А у Кости — нет? А у Димки?.. Каждый держится только потому, что держатся все. Но стоит сдать одному — и тогда конец. И тогда караван уйдет без „Чапаева“…»

Маленький Костя Байкин незаметно подошел к Андреичу, головой боднул его в плечо. Андреич от неожиданности вздрогнул, удивленно уставился на Костю.

— Не узнаешь? — вымученно засмеялся Костя, — Константин Байкин. Сварщик. Теперь узнал?

— Изыди, сатана, — сказал Андреич. — Не до тебя.

Костя устало провел ладонью по глазам и вдруг спросил у Марка:

— Как зовут того товарища?

Марк сразу понял, о ком он спрашивает. И понял, зачем он об этом спрашивает.

— Нгуан Ван Мин, — ответил Марк.

— Нгуан Ван Мин… Не сразу запомнишь… Он молодой?

— Лет сорок, — сказал Марк. — И у него вот такой шрам, — Марк пальцем прочертил по лбу Андреича. — Длинный, через весь лоб.

— У них, наверное, у всех сейчас шрамы, — задумчиво проговорил Байкин. — Война…

— Да, — сказал Андреич, — им там достается.

— Я думаю, — сказал Марк, — что сейчас Вьетнам — это как когда-то Испания.

— Но пасаран? — спросил Андреич. И сам ответил: — Точно! Как когда-то Испания… Гренада. Гренада… Все черное накинулось на Вьетнам. Гады.

Ветер резко переменился, и хлынул косой дождь. Хлынул сразу ливнем, потоки воды, стекая с палубы лайнера, обрушивались на сварщиков, били сбоку, словно задавшись целью смести с шатающихся подмостков все живое, что там упорно зажигало в этом хаосе огненные дуги, не гаснущие вопреки всем законам природы. Потом по небу начали метаться молнии. Ветер стал порывистее и злее. Выл над вспенившейся рекой, над лайнером, в клочья рвал низкое небо.

Марк работал с Езерским почти у самого форштевня на таком же спущенном, как вдоль всего борта, настиле. Под ними, далеко внизу, клокотала река, черная и страшная, на нее лучше было не смотреть. Прожектор, бросающий сноп света на фальшборт, выхватывал из темноты две человеческие фигурки, кружащиеся во всемирном потопе, и трудно было понять, каким чудом эти упрямые существа еще не захлебнулись.

На Езерского было жалко глядеть. Марку иногда казалось, что Харитон уже ничего не соображает и тычет электродом просто так, лишь бы о нем не думали, что он спит. Марк вглядывался в шов на обшивке, придирчиво его осматривал и с удивлением убеждался, что шов отличный. Харитон зло говорил:

— Не доверяешь? А Илья Семеныч всегда доверял. Понял? Илья Семеныч знал Харитона… И иди ты со своим контролем, знаешь куда…