Анатолий Приставкин - Городок

Кажется, Мурашке было стыдно.

— А что я вам сделал? — пробормотал он, отворачиваясь.— Я тут сам по себе. Могу собой распоряжаться...

— Ерунда! — громко произнес Шохов.— Ты не сам, а ты с нами! Поезжай к себе домой и там прыгай хоть под автобус! А тут мы пока за тебя отвечаем. Кто тебя позвал сюда? Кто устраивал? А какой удар для матери, ты о ней подумал? Слава богу, что не успели ей сообщить... Сам по себе! Тебя вон около сотни рабочих два дня искали!.. А ты... Насмешил на весь город со своей газовой трубкой... На, держи ее на память!

Все это Шохов высказал как бы в запале, но не в сердцах. Самое опасное было позади. Теперь вся история с Мурашкой смотрелась как глупый и нелепый эпизод. Сейчас приедут, по-домашнему накормят этого несмышленыша и уложат спать. Тамара Ивановна так настрадалась, что и ругаться неспособна. Завтра разве отчитает, да и то навряд ли...

— А как я буду жить? — спросил вдруг Валерий, стрельнув серым глазом в Шохова.

— Как! Как! — прикрикнул он.— Как все живут! Будешь работать, есть, спать... Ходить в кино, смотреть телевизор... Вот так!

— Я так не хочу.

— А как ты хочешь?

— Это вы сами так живете, а я буду по-другому жить.

— Чего это, дружок, ты меня вздумал учить? — вскипел Шохов. — В бригаде всех учишь, меня наставляешь на путь истинный, а сам-то, прости, чему ты научился? Из этой трубки палить, да? И то с грехом пополам!

Чего он распалился, и сам не понял. Но где-то, в самом дальнем уголке памяти, мелким уколом всплыло сейчас письмо Мурашки. Там же ясно было сказано, что он но может жить бесчестно. А Шохов, значит, может. Вот на каком уровне, выходит, у них шел разговор.

Оба теперь молчали. Грязноватая дорога, раскатанная машинами, среди крупного соснового бора, шелестела под ними. Шофер, человек незнакомый Шохову, не лез ни с какими разговорами, но вел машину хорошо.

Когда из-за длинного, чуть припудренного серой пеленой поля показалась вдалеке белая колоннада домов, похожих в туманной дымке на мираж, Мурашка, оторвавшись от окна, произнес громко:

— Вы думайте, что хотите, но я уеду. Уеду, и все.

— Да черт с тобой, уезжай,— произнес Шохов равнодушно, но не без скрытого раздражения.— Меньше забот будет. А куда?

— Что куда?

— Куда, спрашиваю, поедешь?

— Не знаю.

— Вот то-то же! — вдруг воскликнул он.— Думаешь, что где-то легче будет? Фигу тебе с маслом! Я тоже уехал, когда с твоим отцом случилось несчастье. Думал, где-то будет лучше... Спокойнее. Я, мол, строитель, и меня ничего другое не касается, так... А жизнь, она, дружок, везде одинаковая, и нигде медом нас не кормят. Вот я и доездился, доискался, смотри на меня! Хочешь таким же быть?

— Нет, дядя Гриша,— сказал Валерий упрямо.— Я таким, как вы, не буду.

— А каким ты будешь? — закричал Шохов. Сорвался все-таки. Довел его до нервов этот сосунок.

— ...Как отец...

— А я, по-твоему, какой?

— Приехали,— прервал Шохова молчаливый шофер. Первый раз вмешался в их разговор. Да уж больно Шохов горячился. И сам понимал, что слишком перед мальчишкой горячится и тем себя выдает.

Когда вышли из машины, неподалеку от Вальчика, Шохов сказал, но уже вполне миролюбиво:

— К нам пойдем. Тамара Ивановна беспокоится же... И потом... Пойми, ты нам и правда не чужой... Ну, пошли, пошли... Тебя в порядок надо привести, умыться....Кстати, можешь поздравить меня, я вчера ордер на квартиру получил.

Сказал то ли серьезно, то ли с некоторой иронией по отношению к себе. Но Мурашка новость никак не воспринял и промолчал. Шел вслед за Шоховым и до самого его дома не произнес ни слова.

«Ну и бирюк,— с удивлением подумал Шохов.— С отцом легче было, у него хоть все наружу, а у этого внутрь ушло все...»

«Великоденные песни. В Малороссии и Белоруссии о Святой неделе поют так называемые великоденные песни, сопровождаемые музыкой. Ходят по домам ночью ватагою, которая называется волочебник. Обыкновенно первая песня обращается к хозяину и хозяйке, в ней прославляется благоразумное домостроительство, то есть домашнее благоустройство, зажиточность, порядок в доме и благочестие, причем упоминают, что святой Юрий запасает им коров, святой Николай — коней, святой Илья зажинает жниво, пречистая мать Успения засевает, а Покров собирает и так далее. После каждой строфы припевают Христос Воскресе...»

— Что он там читает? Что за ересь? — крикнул из кухни Шохов. Он собирал вещи и складывал посуду в ящики.— Вовка, ты что читаешь?

— Народный фольклор,— отвечал сын нехотя.