Виктор Вяткин - Последний фарт

Полозов выскочил из шалаша, По синеватому льду устало бежала упряжка собак. На нартах, обложившись узлами, сидел человек.

Солнце уже было высоко и щедро разливало тепло. Вода ломала закраины, и берег усыпали гряды белых глыб.

Каюр повернул к другому берегу, остановил упряжку, перевернул нарты набок и побрел искать брод, меряя палкой — уровень воды.

— Пошли! Мы его вмиг! — Полозов вскочил и скатился по откосу на лед.

— А где же вторая нарта? — оглянулся Миколка, но Канов и Басов уже сползали по откосу за Иваном. Не отставать же? И Миколка, вытягивая шею, помчался к нартам.

— Стой! — Полозов выстрелил вверх.

Человек испуганно вскрикнул и упал на лед.

— Да Маркел это! — заорал Миколка, узнав батрака Громова.

Напуганные выстрелами, собаки заметались И, путаясь в ремнях, поволокли нарту по льду.

— Куда тебя черт несет? — подбежал к нему Полозов.

— Пастух я при чужом стаде. Хозяин велел тут нарубить березки. Я разве знаю… — Лицо Маркела сморщилось.

А в это время из-за поворота выскочили еще две упряжки. Миколка успел только крикнуть, как застрекотал пулемет. Басов упал и закрыл руками лицо.

— Ложись! — рявкнул Полозов и бросился рядом.

Канов с дубинкой помчался наперерез упряжке, метнул палку между собаками, ухватился за нарту и опрокинул ее вместе с седоком.

Винтовка бочкаревца вывалилась на лед. Канов схватил солдата и нещадно бил его кулаком. — Вторая упряжка проскочила вперед, и снова застрекотал пулемет. Над головами засвистели пули.

— Дур-р-рак! — выругался Полозов. Он только сейчас сообразил, что пулемет стоял стволом назад и первый залп был дан для острастки.

Когда потяг уже был у поворота, солдат поднялся и показал кукиш.

— На-кось, выкуси! Оманул висельников! — И скрылся за берегом. Полозов поднялся, плюнул.

— Это же Усов!

— Прозевали, как дурни! — Канов скрутил руки бочкаревцу, и тот притих.

Но вот за поворотом ниже хлопнул выстрел, тут же залился пулемет, но сразу захлебнулся. Еще одинокий выстрел, и стало тихо. Но тут на лед выскочила упряжка Петьки. Он гнался за Усовым. Потяг Усова уже далеким пятном темнел на белом льду. Вот Петька остановил собак у кромки льда и пропал в кустах. Вскоре раздался выстрел.

Присмотревшись, Полозов увидел, что по льду, прихрамывая, двигается маленький человек.

— Маша, однако! — крикнул Миколка и припустил вперед. Быстрее подбежал Полозов. Как она могла оказаться тут?

Увидев их, Маша села на лед и стала разуваться.

— Ты ранена? — Полозов сдернул с ее ноги меховой носок. — Кровь! Где рана? — Ощупал колено, скатав штанину. — Не видать! Да куда же тебя?

— Не знаю!

— Вот, кажется! — Он сунул руку под штанину. Пуля задела бедро. — Сейчас мы ее… — Полозов разрезал мех, вынул носовой платок, оторвал от рубахи кусок ткани, принялся бинтовать. — Как ты оказалась здесь? Что тут произошло?

— Ты же не взял меня. Шла за вами. Стали стрелять, я спряталась за льдину. Солдата узнала сразу. Это он бил меня железной палкой. Я выстрелила в вожака потяга. Собаки бросились в сторону. Солдат упал на лед. Я подбежала, а он мне в ногу из какой-то маленькой черной штуки, а сам в кусты.

— Эх, Маша, Маша, — покачал головой Полозов. — Хорошо, что в ногу…

Из кустов вышел Петр, размахивая наганом Усова.

— Хорошо, что вот так, — повторил Полозов, оглядывая берег.

— Плохо, — улыбнулась Маша. — Пусть бы лучше две пули…

— Почему?

— Бинтовал бы еще…

— Так, что же, мне уходить, или как? — снова спросил Миколка, опустив голову. Он стоял у порога с узелком на спине. Возмужавший, высокий.

Гермоген, сутулясь, сидел в углу и посапывал трубкой. Шрам на виске приметно пульсировал.

— Я шел к тебе, а ты вот как?

— Долгонько добирался до своего очага. Уж если моя кровь стала лживой, кому верить? Разве не велел я тебе хранить тайну пришельца?

Миколка притих: не мог же он выдать Машу. И верно, лживым приходится быть.

— Не купцу для наживы это золото. Новая власть будет строить новую жизнь. Бедная власть-то еще, — пробурчал он едва слышно и отвел глаза.

— Плохой ты. Уходи, пожалуй. Видно, мало драл я твои уши! — крикнул старик, уловив неискренность внука.

Миколка поправил котомку и попросил:

— Поговорим еще. Может, не умею я. Послушай…

— От лжеца худо пахнет, — старик затянулся трубкой.

— А разве не бывает ложь нужнее правды? — спросил Миколка. Два раза он видел следы лыжни деда, но тот не признавался, что тайно приходил на Буянду.