Лидия Вакуловская: И снятся белые снега…

Когда Чарэ привел Коравье домой, солнца не было, оно провалилось за сопки, и над сопками висел лишь его пышный багровый хвост. Теперь сопки снова выпустили солнце на небо, и оно удрало от них на две ладони вверх.

— Что, поспало, отдохнуло? — спрашивает у солнца Коравье. — Теперь опять будешь жаркий день делать?

На улице, за домом, слышатся тихие голоса, короткий смешок. Собака настораживается, рваное ухо ее дыбится.

Из-за дома выходят двое.

Глаза Коравье узнают молоденькую соседку Илкей и парня, который приходил к нему вчера с книжками.

Ким тоже видит Коравье, останавливается, говорит ему:

— Коравье, ты почему не спишь?

— Зачем спать, когда солнце уже не спит? — отвечает Коравье.

Какое-то время Илкей и Ким стоят возле умолкшего Коравье, потом Илкей говорит:

— Мы пойдем, Коравье, мы вельботы провожать ходили. Надо поспать немножко.

Коравье молчит, смотрит узкими глазами в сторону сопок, утратив всякий интерес к Киму и Илкей. И те уходят.

— Ты не забыла, что я тебе говорил? — спрашивает Ким, беря Илкей за руку. Книжки он оставил дома, руки у него теперь свободны.

— Я забыла уже.

— Я тебе говорил, чтоб ты моей женой стала, — напоминает Ким.

— Тебе в бригаду надо, — хитровато смотрит на него Илкей. — Ты говорил: ночью пойду.

— Теперь вечером пойду.

— А где твои книжки? — тихонько смеется Илкей. — Понесешь в бригаду?

— Надо нести, — степенно отвечает Ким.

— Ты ведь читать не умеешь.

— Не умею, — признается Ким.

— Зачем носишь?

— Когда новости пастухам говорю и в книжку смотрю, тогда больше верят. Когда без книжки — плохо верят, — серьезно объясняет Ким.

— Тогда сам читать учись, — смеется Илкей.

— Это можно, — соглашается Ким.

Он замечает Коравье. Старик вышел из-за сарая и идет во двор Илкей. За ним плетется собака.

— Коравье к тебе идет, — говорит Ким.

— Он на берег идет, он всегда по нашей тропе на берег ходит, — отвечает Илкей. Потом говорит: — Мне в дом ходить надо, спать надо.

— Ладно, уходи спать, — говорит Ким. И добавляет: — Я потом в мастерскую приду.

А Коравье уже спустился пологой тропкой к океану, прошаркал по мокрой гальке к опрокинутому вельботу, кряхтя и вздыхая уселся на низкую корму. Собака несколько раз обошла вокруг вельбота, вытягивая шею и поджимая грудь, готовясь к прыжку, но, решив наконец, что на вельбот ей не запрыгнуть, вернулась к Коравье и улеглась у его ног.

Солнце продвинулось еще на одну ладонь вверх, краем глаза заглянуло на береговую полосу, оторочило воду золотистой каемкой. Каемка продвигалась к вельботу и вскоре коснулась вытянутых ног Коравье, йотом колон, лица. Наконец солнце добралось до его лысины, прикрыло ее своей теплой ладонью.

Коравье сидел, обратив лицо к океану, смотрел на воду.

Сегодня, как и вчера, океан был притихшим, молчаливым. Такой океан не нравился Коравье. Разве поругаешься с ним, когда молчит его вода?

Но сидеть и просто смотреть на океан Коравье не мог. Уж слишком велика была его обида, гораздо больше, чем вчера, когда он тоже приходил ругаться с океаном. И Коравье тоскливо сказал ему:

— Эх, ты… Зачем так плохо делаешь? Еттувье отпускал вчера, Олеля моего забрал… Зачем Олеля тоже не отпускал, когда тебя просил?

Все, что случилось с Еттувье, не укладывалось в его голове. Ночью океан забрал Еттувье, и Коравье сам видел, как это произошло. А когда он возвращался от Пепеу, дух Келлы, подкравшись сзади, громко крикнул ему голосом Еттувье:

— Эй, Коравье, ты почему не спишь, почему гуляешь? Может, на свидание ходил?

У Коравье с испугу затряслись руки и остановилось сердце.

— Ты что согнулся, живот болит? — снова услышал он тот же голос, и перед ним вырос Еттувье.

Окажись Еттувье один, Коравье решил бы, что это Келлы переделался в Еттувье и пугает его. Но рядом с Еттувье стояла Нутенеут, держала мужа под руку и что-то говорила Коравье, а что — он не мог понять с перепугу. Нутенеут схватила Коравье за руку.

— Спасибо, Коравье. Если бы не ты, все так и сидели бы в клубе. Спасибо, Коравье. Если бы не ты, Еттувье утонул бы.

И теперь, сидя на опрокинутом вельботе и глядя на океан, Коравье думал: как могло случиться, что Келлы не забрал Еттувье и не забрал Ротваль?

— Эх, ты!.. — с обидой сказал он океану. — А если бы Коравье пошел на байдаре за Олелем, ты бы его скоро забрал. Знаю — хотел забрать Коравье… Что, может, не хотел?

Он умолк и, подавшись вперед, выжидательно замер.

— А-а, молчишь!.. — погрозил он пальцем. — Что сказать можешь, когда Олеля забрал? Олель хороший сын был, Рыпель — плохой сын. Коравье надо к Верхним людям ходить — Рыпель не пускает. Почему не пускает?..