Коровенки истощали так, что все ребра у них можно было пересчитать. Но Варенька не отчаивалась. «Все–таки живые, — думала она. — Вот и начало ферме…»
Темной дождливой ночью, чтобы не привлекать внимания немцев, в строгой тишине ушли со своих пепелищ последние жители села Коврино. Больше часа брели они пешком до шоссейной дороги, где их ожидали машины. Тащить узлы женщинам помогали бойцы расположенной на этом участке фронта дивизии Лукомцева: они же в мешках перенесли к машинам картофель и овес.
Милиционер Курочкин, неизвестно почему, особенно беспокоился о коровенках. Все его заботы были направлены на то, чтобы «млекопитающие» не утонули в грязи; осторожно и «лично» он переводил их через канавы с весенней водой, потом старался поудобнее устроить в кузове грузовика; шоферу приказал очень–то не гнать, «понимать дорогу»: тряхнет–де если на выбоине, выпадут, ноги поломают. Хотел было укрыть их чем–нибудь от дождя, но ничего подходящего не нашел. «У нас с женой у самих была коровка, Варвара Васильевна, — рассказал он Вареньке. — Да так, бедняжка, и осталась в Славске, не успели увести, сами еле ушли. Славная была коровка. Муськой звали…»
Успокоился Курочкин только под утро, когда ковринские коровенки были переправлены на лодках за Неву и Варенька разместила их в пустовавшем скотном дворе.
Прошло несколько дней, и болотинский дед–колесник, превращенный временно в пастуха, одной майской зорькой выгнал «стадо» на водопой. По селу разнеслось позабытое за зиму коровье мычание. Несмотря на ранний час, на улицу выбежали женщины, ребятишки; вышли зенитчики и понтонеры. Провожали коровенок радостными взорами, выкрикивали всякие шутки деду. Жизнь вступала в деревню. Над колхозными домиками курились печные дымки, на место были вставлены сорванные с петель двери, освободились от досок окна. На широкой улице под скрипучим колодезным журавлем толпились подростки с ведрами на коромыслах.
Долинин, проснувшийся в это утро, как всегда, раньше любившего поспать Ползункова, в безветренной тишине услышал петушиное пение. Слабенький голосок «петьки», долетевший из–за реки, прозвучал для секретаря райкома серебряной файфарой.
— Алешка, слышишь? — окликнул Долинин похрапывающего шофера. — Вставай! Петухи поют…
— Первые или вторые? — спросил Ползунков, решив, что это шутка, и повернулся на своей, подобно гамаку провисшей, раскладушке.
Соскочив с постели, Долинин принялся проделывать гимнастические упражнения перед распахнутым окном.
Днем он рассказывал о петухах сначала Преснякову, потом заехавшему в райком директору механического завода Ивану Федоровичу Базарову; рассказал о них и Бате, которого повстречал возле перевоза. Начмил самодовольно расправил усы.
— Виновник этого события я, Яков Филиппович, — сказал терский казак. — Петух, которого ты слышал, мой подарок Зайцевой на предмет пополнения фермы.
— Где же ты его, дьявола такого, взял? — удивился Долинин.
— Понимаешь, Яков Филиппович, тетка–то моя нашлась. Говорил я тебе — крепкая старушка. А потерялась почему? Домишко ее в Новой Деревне на дрова разобрали, пошла в госпиталь нянькой работать, там и жила без всякой прописки. А ведь если прописки нету…
— А петух–то, петух при чем? — перебил Долинин, садясь в подошедшую лодку.
— Ах, пивень? — Терентьев тоже устроился на корме. — Как же! Его одного только и сохранила она от всего своего хозяйства. Забрал у старухи, привез. Зачем он, говорю, тебе? А у нас курчонки, глядишь, какие ни есть, набегут на его пенье. А петь он мастак. Так ведь порода какая! Слыхал такую породу: юрловский голосистый! Их так и выводят где–то на Орловщине, сообразуясь с протяжностью пения. А выправка какая у молодца! Верно ты сказал: дьявол, сущий черт. Здоровенный — ростом с индюка, весь черный, грудь широкая, брови, гребень — что огонь. Ну вот сам увидишь. Экспонат!
Долинин ехал на первое колхозное собрание, созванное Маргаритой Николаевной. Когда они с Терентьевым зашли в Красный уголок, там уже было полно. Среди собравшихся Долинин различил даже командира и политрука зенитной батареи, начальника штаба понтонного батальона. «Интересуются жизнью тыла», — подумал с улыбкой и протискался к Вареньке, во второй ряд. Варенька подвинулась, освободила ему местечко возле себя.
— Поздравляю с пополнением фермы, — шепнул он ей на ухо.
— Это вы, наверно, про петуха, Яков Филиппович? Ну и петух же!.. — Варенька оживилась, и Долинину снова пришлось выслушивать описание выдающихся статей певуна отыскавшейся тетки Терентьева.
Читать дальше