Жуков с интересом рассматривал новые для него места, в которых ни разу еще не бывал за год работы на заводе. Попросил остановиться возле ручья. Ручей бежал через лесные мхи к заливу, размывая песчаный берег; на дне его оголились круглые гранитные валуны. Жуков прыгнул на один из них. Ветер с моря был свежий, прохладный и, как всякий морской ветер, не простудный.
— Ну и воздух! — сказал Жуков. — Понимаю теперь, почему рыбаки такие здоровые.
— Воздух хороший, — согласился Александр Александрович и закурил.
— Зачем же курить, товарищ Басманов? Лучше подышать. — Жуков развел руки, вдохнул всей грудью. — Вы, мне кажется, курите слишком много. Уговаривать бросить не собираюсь. Я не врач, который сам курит, а требует, чтобы другие не курили. Но и так много курить тоже нельзя. Сколько вам лет?
— Десятков шесть с половиной.
— Удивительно, как в такие годы можно ссориться по–мальчишески, из–за пустяка, без серьезных причин!
— Это вы про нас с Ильей? Дело внутреннее, — уклончиво ответил Александр Александрович. — И не ссора вовсе, а несогласие.
— А я в него и не намерен вмешиваться, в это дело. Просто удивлен. Взрослые люди, большие мастера, коммунисты… Весь завод смеется.
— То есть как смеется? — Александр Александрович навострил подбородок на Жукова.
— Да говорит народ: Журбин с Басмановым игрушки не поделили.
— Что значит — игрушки! Не игрушки. По–разному на дело смотрим. Я что говорю? Я говорю: мы, Илья, старые, на заводе по–новому дело пойдет, отодвинемся, друг, в сторонку, дадим дорогу молодым. Не то мешать им будем, болтаться у них под ногами со своим гонором. Неправильно разве?
— Неправильно, товарищ Басманов. А как считает Журбин?
— Он считает, что дороги не уступит, что он — кровь из носу — главным будет и на потоке.
— Молодец Журбин! Помиритесь–ка с ним, пожалуйста, и оба держитесь главными.
— Пусть сам идет мириться. Я постарше его.
Жуков спорить не стал. Поехали дальше; повернули вскоре обратно.
— Довольны машиной? — спросил Жуков.
— Вы на спидометр взгляните, — сказал Александр Александрович. — Восемьдесят километров легко берет. Могу и сто и сто двадцать выжать.
— Избави от лукавого! Не надо. — Жуков засмеялся, вспомнив чьи–то слава насчет игрушек, какими увлекается человек в зависимости от возраста. В пятнадцать лет он мечтает о перочинном ноже, который, если его раскрыть, ощетинится шильями, консервными ключами, вилками, ложками, отвертками — четырьмя десятками в высшей степени практически бесполезных предметов. Мечта двадцатилетнего — фотоаппарат «лейка», патефон, велосипед. Тридцатилетний стремится к мотоциклу и телевизору. В сорок лет наступает очередь автомобилей.
— Все–таки постарайтесь помириться с Журбиным, — сказал на прощанье Жуков, когда Александр Александрович довез его до дому.
— Пусть сам, пусть сам! — упрямо повторил Александр Александрович.
К Жукову решил сходить и Скобелев, хотя как раз Скобелев и принадлежал к тем, кто Жукова побаивался. Он уже побывал у Ивана Степановича, подал ему свое категорическое заявление. Но Иван Степанович не очень поверил Скобелеву, не очень вник в суть его просьбы: для Ивана Степановича Скобелев не был значительным явлением в судостроительной промышленности.
— Оставьте, — сказал он, — подумаем, — и положил заявление под толстую папку на столе.
В кабинет Жукова Скобелев постарался войти с видом скромным, но мужественным. Иван Степанович, у которого он был два дня назад, о происшествии на вокзале еще не знал, но два дня прошли, на завод о Скобелеве сообщили, и Жуков сразу же спросил:
— С кем вы там подрались? Что это за выходки, товарищ инженер?
Скобелев рассказал подробно все, что знал о Вениамине Семеновиче, о Кате, об Алексее Журбине. Он никому об этом не рассказывал, храня Катину тайну. Парторгу ЦК рассказать, конечно, было можно.
— Знаете что, — сказал Жуков, когда выслушал длинную речь Скобелева, — я вас по–человечески понимаю. Такие люди заслуживают оплеухи. — Он помолчал, подумал и неожиданно добавил: — Хорошие были времена, товарищ Скобелев, — каменный век. Берет человек дубину и шагает к соседу выяснять отношения.
Скобелев покраснел.
— Ну так, — продолжал Жуков, — отношения выяснены. Что еще?
— Еще у меня просьба. Не подумайте, что я пришел жаловаться. Я не жалуюсь, я прошу у вас совета, а если можно, то и помощи. Не могу, товарищ Жуков, больше работать в информации! Не могу!
Читать дальше