Всеволод Кочетов - Избрание сочинения в трех томах. Том второй

— Докладчика, товарищи, у нас сегодня нету, — снова заговорила Логинова. — Будем по–домашнему, поговорим — кто как умеет. Какие корабли строим, какие проводим каналы, какие выпускаем машины! Скажем хорошее, правдивое слово о самих себе. «У меня по записи первой идет Настя Семенова. Прошу, Настенька. Народ просит!

Высокая стройная, женщина с черными косами поднялась из рядов и быстро прошла к сцене. Когда она повернулась на трибуне лицом к залу, у нее на груди увидели два ордена. Кто она такая? Работала Семенова, кажется, в шлюпочной мастерской и, кажется, нормировщицей. На заводе ее плохо знали.

— Когда началась война, — заговорила она негромким приятным голосом, — я была шестнадцатилетней девочкой. Я немедленно пошла на фронт.

Семенова рассказывала не о себе, — о бойцах, о солдатах, об офицерах, об их мужестве, героизме, но перед слушателями вставал образ юной патриотки, которая под ураганным огнем выносила раненых бойцов с поля боя и тоже сражалась за родину.

— Да, товарищи, — закончила Семенова, — я поняла, что война — это тяжелая, трудная работа, это великое бедствие. Я не хочу новой войны, как не хотите ее и все вы, но я не забыла свою военную специальность. Товарищи мужчины, запомните мою специальность. Я — санинструктор. Я перевязываю раны.

Зал загудел, загрохотал. Товарищи мужчины знали, что такое санинструктор на фронте. Если бы они сбросили пиджаки и сорочки, у многих из них на теле открылись бы следы ран, когда–то перевязанных заботливыми девичьими руками.

— Все вы знаете о том, что я была на конгрессе сторонников мира, — заговорила, выйдя вслед за Семеновой, Ксения Михайлова, формовщица из меднолитейного цеха. — Я рассказывала вам о нем. Но я вам не рассказала, дорогие товарищи, о своей встрече с черной женщиной из Африки, из страны, которая называется Берег Слоновой Кости, — с Элизабет Литл… по–русски: с маленькой Елизаветой. Разговорились через переводчика. Она меня спросила, чем я занимаюсь. Корабли, говорю, строю. Улыбается:. «Корабли? Видела ваши корабли с красным флагом. Много раз видела». Интересно, думаю: а не приходилось ли ей видеть корабли нашего завода? Спрашиваю, называю разные названия. И чть вы думаете! «Заря» там была у них. Наша «Заря» дошла до Африки! Вот и хочу сказать: все, что мы делаем с вами, далеко видно, друзьям нашим видно во всем мире. Радует оно их, ободряет. Когда сознаёшь это, работается лучше. Как же! Построим новый корабль — он не просто корабль, в трюме у которого хлеб или машины, — он вестник свободы для наших друзей, весенняя ласточка.

— Это очень, очень правильно! — прошептала Зина. — Правда ведь, Виктор Ильич?

Виктор посмотрел на нее, улыбнулся и ответил:

— Ну а как же! Корабль — такое дело. Не то что наш с вами станочек.

— Со станком не шутите, Виктор Ильич. Мы в бюро каждый день получаем письма о нем со всех концов страны. Прочли, понимаете ли, в газетах, вот и пишут.

Одна за другой выходили тем временем на трибуну женщины. Слушали их в глубокой тишине. Сколько раз праздновали день восьмого марта, но никогда еще не было таких волнующих рассказов, никогда там полно не раскрывались в этом зале женские души и сердца.

— Тетки–то, тетки у нас какие! — Александр Александрович подталкивал в бок Илью Матвеевича. — Ходят в платочках да в комбинезонах, и не подумаешь, что орлицы они…

Не один Александр Александрович был удивлен тем, какие замечательные женщины работают на заводе, как много каждая из них пережила, перевидела, испытала. И как было не удивляться! Нашлись среди них матери–героини, нашлись женщины, которые, подобно Семеновой, были на фронте, которые побывали в Сибири, на Кавказе, в Средней Азии, на Сахалине; которые рыбачили с отцами, были солдатами в гражданскую войну, сортировали уголь в шахтах, строили Днепрогэс.

К удивлению и радости Василия Матвеевича, все благополучно обошлось и с Елизаветой Серебряковой. Должно быть, сообразила, что день для критики неподходящий, и даже свою речь «с перцем» из кармана не вынула, рассказывала о загранице, о заграничных порядках, о бесправном положении женщин в западных странах Европы.

Только в одиннадцатом часу Логинова объявила о том, что список желающих выступить окончен.

После клубного вечера Журбины сошлись дома, взволнованные, в приподнятом настроении. Все весело разговаривали, пили наливку — излюбленный женский напиток. Зина, которую тоже привели на Якорную, отпив глоток, замахала руками: