Всеволод Кочетов - Избрание сочинения в трех томах. Том второй

— Может, и винцом. У меня, Агаша, есть с чего закуролесить. Ты в том виновата: родила такого погромщика. — Александр Александрович указал рукой на Антона. Теперь все вверх колесами пойдет. Куда мне велишь деваться? Тебя спрашиваю, уважаемый Антон Ильич. Ну, говори!

— Никуда, на стапелях останешься, дядя Саня. Стапеля не отменяются.

— Не останусь, брошу все, уеду от вас! На север уеду или на юг.

— И там то же самое найдешь. Нет у нас такого места, где бы назад двигались, везде — только вперед.

Сели за стол.

— А Лидии–то нету, — сказала Агафья Карповна, взглянув на Виктора. В голосе ее звучала тревога.

Виктор не ответил, ковырнул маринованный грибок, грибок ускользнул, — понес ко рту пустую вилку. Агафья Карповна вздохнула. И с этой минуты пошло неладное.

— Вот бестолковая! — заговорил Илья Матвеевич. — То сидит, из дому не выгонишь, то загуляет, будто с цепи сорвется. Учить таких надо! Старорежимным способом.

— Ох, горяч до чего! — засмеялась Наталья Васильевна. — Жену лаской привораживают, обходительностью.

— Вожжами!

— Это не наука, — поддержала Наталью Васильевну Марья Гавриловна, крупная, пышная, с сердитыми глазами. — Мой отец так–то что ни день за вожжи брался, а матушка все равно по его науке не жила. Не перечила, боялась, но тишком делала по–своему.

— Твой отец кулак был, — не глядя на Марью Гавриловну, сказал Илья Матвеевич. — Вот и брался за вожжи.

— Вы же сами говорите…

— Ну и говорю! А ты слушай да понимай!

Антон попытался переменить опасный разговор — не удалось. Настроение у всех заметно падало. Виной этому была, конечно, Лида. Она не возвращалась.

В двенадцатом часу Виктор пошел ее искать. Отправились и Костя с Алексеем. По соседям побежала Тоня. Искали, наводили справки. Василий Матвеевич предложил заявить в милицию.

— Еще чего не хватало! — разозлился Илья Матвеевич. — Чтобы Журбиных милиция разыскивала?

— А вдруг несчастье случилось? Всякое бывает… и с Журбиными.

Так ее, Лидию, и не нашли. Ночь прошла в бессоннице, праздники получились комом, беспокойные, нерадостные. Все ждали: вернется, вернется… Не возвращалась. Кого ни спроси — никто ее и видеть не видывал.

А вот сегодня сидит как ни в чем не бывало на своем месте в поликлинике. Домой, говорит, не пойду, и не зовите. Стыд и срам! Что у них там с Виктором получилось?..

До чего же непонятное среди людей происходит иной раз. Работать бы людям да работать, жить в полную силу, разворачиваться, горами двигать — а поглядишь, не всегда и не у каждого так получается. Кто, что мешает? Поди разберись в неурядице между Виктором и Лидией! А мешает им эта неурядица? Мешает. Ну вот и пожалуйста, — вот она, внутренняя трудность. Другая бывает трудность — лодырь человек, лентяй. Откуда в нем такое? Третий и работает неплохо, да только общее дело мало его интересует, за высокую получку бьется, получил — и сидит дома в шлепанцах да в пижаме: иди все мимо него, не коснись. Скажут — это пятна капитализма, они сходят, их немного и осталось. Ладно, пусть пятна… А теряться перед затруднениями, перед ответственностью?.. Откуда это идет? С засученными рукавами человек должен жить!

Илья Матвеевич дошел до пирса, до своей конторки, сбросил возле нее на скамью дождевик с кепкой и, как бы, желая подтвердить свою мысль действием, высоко засучил рукава кителя. Дождь орошал его крепкую шею, — он неторопливо, старательно мыл руки под краном бака.

2

Бесшумно распахнулась обитая коричневым гранитолем высокая дверь. Секретарь областного комитета партии Ковалев встретил представителей завода на пороге своего кабинета. Он пригласил их в кабинет, но руки никому не подал, только показывал ладони и растопыренные пальцы: они были измазаны, как у слесаря из починочной мастерской.

— Прошу заходить, товарищи! Прошу! — повторил несколько раз. — Располагайтесь тут, пожалуйста. Я сейчас… — И вышел.

Иван Степанович, держа на коленях портфель, тотчас уселся в кресле возле покрытого зеленой материей длинного стола для заседаний. На столе были три черных пепельницы и два графина с водой. Горбунов тоже сел, хотя и менее решительно, чем Иван Степанович, и налил себе в стакан из графина. Жуков подошел к одному из окон, за которым открывалась панорама города. Антон и другие инженеры, впервые попавшие в этот кабинет, стояли под люстрой, на ковре, и осматривались.

Бывает так, что в кабинетах секретарей обкомов представлены в моделях, в отдельных образцах все основные виды продукции, вырабатываемой на предприятиях области. Зная промышленность родного города и окрестных районов, Антон мог ожидать, что в кабинете Ковалева увидит модели четырехосных железнодорожных платформ и думпкаров, экскаваторов, подъемных кранов, автомобильных шин, прицепных тракторных орудий для обработки почвы, образцы изоляторов для высоковольтных линий, различного инструмента, приборов, приспособлений. Но взамен всего этого на рабочем столе Ковалева стояла маленькая яркая моделька товаро–пассажирского теплохода того типа, какие судостроительный завод выпускал еще до войны, а на столике возле окна, на толстом листе плексигласа, были разбросаны части какого–то прибора. Кабинет был большой и немножко пустынный, в нем гулко слышались голоса. Инженеры переговаривались почти шепотом.