Всеволод Кочетов - Избрание сочинения в трех томах. Том второй

Кузьма Ипатьич ни тех, ни других не слушал. Тяжелая, злая обида давила сердце. Знал он, о чем будут говорить сегодня в разном, знал, кто затеял все это дело, и не мог примириться с людской неблагодарностью. Что же касается плана, старый ловец о нем не тревожился, годы умудрили: будет еще рыба. Не пожалей только себя, не поспи. Рыба — что! Вот люди, люди… Эх, друг ты, дружок незабвенный, был бы жив, взял бы ты ее, болтливую бабу свою, за косы, намотал их на кулак…

Выступал тем временем директор моторно–рыболовецкой станции Иван Николаевич Ветров, говорил, что, если колхозу мало «Ерша», можно еще один траулер прикрепить, лишь бы план выполнялся, — государство отпускает большие средства на механизацию добычи рыбы.

Следом за Ветровым говорил председатель сельсовета, говорили еще многие. Приняли решение: усилить темпы лова, не тереться у своих берегов, ходить в дальние квадраты, пользоваться данными воздушной разведки. Резолюция, хотя и не писаная, получилась в двадцать пунктов.

Но пункты пунктами, а все понимали, что вопрос далеко не решен и к нему не раз еще придется возвращаться.

Устроили перерыв. За самокрутками, как водится, возникло второе собрание, еще более яростное.

— Вот взять — Антоша Луков!.. — кричал молодой рыбак Виктор Алексеев. — Зачем такой дед ходит в озеро?

Марина приблизилась, впервые заслышав нестариковский голос.

— Зачем Кузьма Ипатьич его на промысел берет? — продолжал Алексеев. — Лишний тормоз. Пусть бы в амбаре сидел, сети чинил. Так или нет?

— Так! — выкрикнул Степан Мухин, тоже парень молодой и горячий. — У нас в звене — дед Коля… Ему бы и вовсе на покой, на полное колхозное иждивение. Мы — за невод, он — за грыжу.

Сергей Петрович прислушивался, недоумевал, как это он проглядел, что организация труда в колхозе, состав ловецких звеньев требуют пересмотра. Одно дело — во время войны, тогда деды были чуть ли не основной силой в Набатове. Другое дело теперь, когда молодняк домой вернулся, да еще и новый подрос.

После перерыва председатель предложил добавить к резолюции двадцать первый пункт: заставить правление немедленно исправить недостаток в организации труда ловцов.

— А теперь, товарищи, переходим к разному. — Сергей Петрович исподлобья глянул в сторону Кузьмы Воронина. Тот сидел на скамье между дедом Антошей и Мазиным недвижно, глаз не поднял. — В разном у нас один вопрос: о звене Кузьмы Ипатьича, причинившем ущерб колхозным и государственным интересам. Словом, вам поди самим это известно: они выбросили в воду весь улов рыбы. Распорядились, как говорится. А чье добро губят — и не задумались. Докладывает по этому, вопросу Марфа Васильевна Дубасова, Давай, тетка Марфа, ближе к столу!..

— Мое дело, конечно, бабье, — начала Марфа подбоченясь, — ну да мужики рассудят…

4

— А тебе, дядя Кузя, по делу попало или так? — участливо ожидал ответа Антошка, пока Кузьма Ипатьич навертывал на березовый черенок мешковину.

Не велик был Антошкин жизненный опыт, но все же парнишка уже знал, что нагоняй получить можно и «по делу» и без всякого «дела». Залил Минька Разин чернилами пол в классе, а получилось как–то так, что руки измазаны были у него, у Антошки. Не стал выдавать товарища, когда учитель вошел, и получил «кол» за поведение. Мать узнала, добавила — за ухо пребольно подергала. Это попало «без дела». А бывало ведь — и за дело. Тогда — не обидно. Обидно, когда зря.

Дядя Кузя обмакнул тряпичный помазок в хлюпавшую пузырями горячую смолу, стал густо мазать днище карбаса, со звоном пришлепывая на пазах, на проконопаченных куделью стыках досок. Антошка подкинул хворосту в огонь под черным котлом, который висел на расставленных треногой кольях, перемешал головни, прибавил жару. Он не повторял вопроса, — дяди Кузины повадки известны: дядя Кузя не сразу отвечает, сначала жует бороду, мозгует.

— Какой толк, что по делу! — ответил наконец дядя Кузя, удивив Антошку этим признанием. — Мал ты еще понимать, но скажу тебе: не верь бабам, вырастешь — не верь. Вот… — Оставив в котле помазок, он нагнулся, быстро выхватил разнежившегося в холодке под карбасом рыжего кота. — Вот видишь…

Кузьма Ипатьич хотел, должно быть, показать Антошке кошачий нрав: ее гладишь — она когтями тебя ловчится цапнуть. Но ожиревший рыбоед, стиснутый сухими жесткими пальцами, почуял, что опыт такой может стоить ему шкуры, отчаянно взревел, ударил лапами, рванулся и полетел без оглядки к огородам. Там встал перед изгородью, шерсть вздыбил, хвост свечкой, глаза шальные.