Михаил Жигжитов: Моя Малютка-Марикан

— Слава богу, думал, не дотяну.

— А я не сомневался. Знаю твою выносливость. Хорошо знаю.

— Так-то, Зенон Францевич, но болесь-то не свой брат…

Хабель опустился на колени и заглянул в темное, пугающее отверстие юрты. Перекрестился и обратился к «хозяину» сего утлого помещения: «О, господин добрый хозяин, пусти бедных таежников переночевать». После этой процедуры Хабель заполз в темную сырую юрту. За ним последовал Сватош. Суеверный браконьер снова перекрестился и, поклонившись переднему углу, прошептал какие-то заклинания.

Святош вздохнул и покачал головой:

— Скорей ложись и отдыхай, а я затоплю и ужин сварю.

Через две-три минуты от сухой бересты и смолистых лучинок разгорелся веселый огонек и быстро обогрел людей. Есть в нашей тайге святой закон. Человек, уходя из юрты, оставляет в ней спички, дрова, хлеб, соль, табак. Оставляет не для себя — для другого человека. Может быть, голодного, уставшего, может, больного или убитого неудачей. Оставляет незнакомому, чужому человеку.

Сколько человечности в этом святом законе тайги!

И вот сейчас Сватош с Хабелем при свете огня увидели в углу юрты большую кучу нарубленных дров. Эти дрова для уставших и голодных людей в данный момент были дороже золота. На стене в мешочках висели соль и сухари, а на березовом шесте — большой кусок жирного мяса.

— Да-а, видать, добрый таежник ушел отсюда! — с горделивой ноткой в голосе произнес Сватош. — Это мои молодцы так делают!

Хабель тяжело вздохнул и тихо прошептал:

— А вот сосунки-то из нашей шатии про это забывают…

— А ты отойди от них… Это не охотники, а просто-напросто воришки.

Сытно поужинав, люди улеглись на мягкой постели из душистых еловых веток и ветоши.

— Ну, как чувствуешь себя?

— Лекарство-то у тебя, видать, заморское, сразу полегчало… Только в бок што-то тычет с нутра.

— Пройдет. Теперь проспаться надо.

— Не спится. Все думаю, как много соболя расплодилось по Чальчигиру.

Сватош приподнялся на локтях и сел по-бурятски, сложив ноги под себя.

— Знаешь, Петро, почему это так получается?

— Кумекаю… По Малютке-Марикан мы с Остяком… а по крайним речкам другие охотники промышляют.

— Нет, не охотники, а браконьеры, и ни в коем случае не промышляют, а грабят средь бела дня… Грабят! Понимаешь?.. — Зенон Францевич закурил и уже спокойно продолжал: — В девятьсот четырнадцатом-пятнадцатом годах здесь, в Подлеморье, работала научная экспедиция под руководством Допельмайера. Наверно, знавал ты его. Помнишь, проводником у нас в экспедиции был Егор Андреянович Шелковников. Были и другие…

— Помню… Мы вам показали Подлеморье, а вы нас под задницу пинкарем из нашей же тайги…

Сватош усмехнулся и продолжал:

— Тогда мы вели научные наблюдения за баргузинским соболем. В результате был произведен довольно точный учет этого зверька. Он, бедняга, находился на грани полного истребления. Даже бюрократический царский сенат был вынужден издать указ об организации заповедника. В те времена, например, по Чальчигиру жили всего-навсего три-четыре соболька. А теперь их здесь сколько развелось!

— Охо-хой, дальше еще наплодятся… Всю живность сожрут… Дойдет, и друг друга слопают… Кому выгода будет? А?.. Оно и выходит: собака на сене лежит, сама не ест и другим не дает… Главное, выгоду усмотреть надо, вот чо, Зенон! — Хабель победно посмотрел на Сватоша.

Зенон Францевич загадочно улыбнулся.

— Выгоду-то мы и предусматриваем. Чем больше будет соболя в нашей тайге, тем выше поднимется и добыча его. А знаешь, Петро, как это будет выгодно государству?.. Мех баргузинского соболя является царем всех мехов… Ведь это золотая валюта!..

— Это, паря, чо тако? — удивленно спросил Хабель.

— Как тебе проще объяснить… Ну, это денежная единица какой-нибудь страны, — в общем, иноземные деньги… Скажем, продали мы партию собольих шкурок американцам. Получаем их деньгами и покупаем у них нужные нам машины. Понял?

— Вот оно што!.. — удивленно воскликнул таежник. — Как не понять, не чурбан же я… А, паря, тогдысь нас не будешь гонять?

— В заповеднике не разрешу промышлять.

— Хы, а как же быть-та?

— За пределами заповедника соболя будет вполне достаточно. Знай не ленись только. В ближайшие годы мы займемся переселением соболя в те места, где наш баргузинец приживется… Ну, например, в Голонде отпустим пар несколько…

— Паря, если не сказку, то враницу баишь, — Хабель недоверчиво покачал головой.