Михаил Жигжитов: За ущельем Семи Волков

А у Осипа огнем горела душа — хотелось, как бывало раньше, добыть искрящегося на солнце черного красавца, громко запеть на радостях древнюю песню охотника.

Так бы он прежде и сделал, но теперь не то: хозяин этой богатой тайги нынче не Одинокий Волк, а Оська Самагир. А Осип, известно, понимающий хозяин; с большим трудом, но все же подавил в себе острое желание упромыслить соболька.

Уж кто-кто, а Самагир-то хорошо знал, каких трудов стоит добыть живого соболя, сохранить в пути, во время перевозки. Своими глазами видел, как Зенон Сватош выпускал их из клеток. Никому не доверял, все делал своими руками. В каждом ключе отпускал «мужичка» и «маточку», да чтобы были характером схожи, не то разбегутся. И на каждого соболя писал бумагу. Знал свое дело Сватош, с умом работал.

Как наяву видел Самагир добродушное лицо Зенона Францевича с ласковыми светлыми глазами.

— Слышь, Осип, ежели обережешь собольков — после будешь промышлять не хуже, чем по Малютке-Марикан, — сказал тогда Сватош, покидая Баян-Улу.

Однако, правду баил мужик.

А было время — между Самагиром и Сватошем была большая вражда. И все из-за Малютки-Марикан. Вспомнить стыдно… Сколько раз Одинокий Волк собирался убить Сватоша, но слава Миколке-богу, он отводил от греха.

Осип сидел у старого кедра, вспоминал свою жизнь. Ему было о чем вспомнить.

Старый бабай ушел в Страну предков, и в Баян-Уле, отрезанные от мира высокими горами, Оська с Чимитой жили вдвоем. Чимита продолжала ждать белых казаков и не расставалась со своей винтовкой. Управившись с домашней работой, она чистила ружье и уходила в ущелье Семи Волков.

Сначала она бесшумно, темной тенью плыла от дерева к дереву, достигнув ущелья, ныряла в колючий кустарник и ужом ползла к завалу.

У завала осторожно просматривала тропу, нюхала воздух и прислушивалась к звукам тайги.

— Сестра, здесь были злые люди?.. Нет?.. — шепотом спрашивала Чимита у любимой березки.

— Не-е, — качала головой березка.

Прислонив к завалу винтовку, Чимита долго смотрела в синеющую даль, где дремала степь, где дымились бурятские юрты.

«Ма-ма-а!» — разносился по ущелью стонущий зов.

«Ма-ма-а!» — передразнивали угрюмые скалы и сердито морщили свои каменные щеки.

Самагир, как мог, успокаивал ее и уводил домой.

Мирно текли воды Духмяной. Шло время. С каждым годом соболей становилось все больше. И пришло время, когда Самагиру дали вдруг пять каких-то бумаг с мудреным именем «лицензия». Он этакого слова отродясь не слыхивал… По каждой той бумаге дозволялось ему упромыслить одного соболя. Пять, значит, тебе бумаг, добывай, Осип, пять соболей. Самагир сгреб бумаги, заспешил к своему чуму. После с ухмылкой показал своим собакам вот, дескать, какая нынче мудреность.

Не откладывая, снарядился в тайгу. У речки Духмяной, в ельнике, собаки взбудили на жирах соболя. Зверек кинулся в сивер, в самую гущу ерника, багула и ольхи. Да куда денешься! Собачки свое дело знают: забрали след в середку и, не выпутывая хитрые петли, понеслись напрямую. Не успел Самагир пробежать и версту, даже упреть как следует не успел, на гриве раздался веселый, радостный лай. Осип подходил к лиственнице, на которой притаился соболь, точно там его поджидала любимая девка. Его вдруг даже бросило в жар. Перед выстрелом, по старой привычке, воззвал к Великому Мани и Миколе-чудотворцу.

Долго не спал в ту ночь Самагир. Не мог всласть налюбоваться своей удачей — черным головным соболем. Ведь сколько до того не держал в руках мягкой шелковистой шкурки… Встряхнул — словно искры посыпались. Прижал к щеке — и почудилось, что сердце его слышит нежную песню любви. А как же иначе, соболь-то был настоящий, «баргузинский», из родного, значит, Подлеморья, может, с Малютки-Марикан — вон откуда!

С тех пор Оська Самагир вроде бы стал постепенно отходить, оттаивать, что ли, все меньше тосковал по своей Малютке-Марикан. Прямо удивительно! А все потому, что сбылась его мечта — горы Баян-Улы по обе стороны ущелья Семи Волков теперь густо и навсегда заселились соболями.

Хорошо зажил Осип Самагир. Чимита родила ему сына Володьку. Имя сыну дал не пьяный шаман, а Антон, и записал Володьку Самагира в толстую книгу. Туда теперь всех ребятишек записывают.

Вечером, когда справляли «крестины», Антон пояснил Самагиру: «Слышь, братуха, сам Ленин носил это имя».

Оська сначала спужался: такое можно ли?

А потом запела его душа песню радости. Сам Большой батыр Ленин так прозывался. Это же понять-разуметь надо, какого человека доброе имя!