Владимир Коренев - Амгунь — река светлая

Всем хочется красной рыбы.

Председатель колхоза Рудников таял как свеча.

Гнать надо бы в три шеи незваных гостей, но как, если у тебя на то прав нет? А ему грозят: додаешься, рыжий, свернем башку. И хохочут…

Рудникову на тонях помогал рыбоинспектор — неразговорчивый до угрюмости и непокладистый на вид Семен Домрачев. Городские побаивались Домрачева: рыбоинспектор не председатель колхоза, и к тому же он — страхолюдина одноглазая и росту двухметрового.

Без лишних слов рыбоинспектор спроваживал чужаков с тоней. Безжалостно лишал их снастей, взамен выдавая бумагу, что снасти изъяты им на законном основании.

До Домрачева доходили угрозы обиженных, но от этого он ни злее, ни добрее не становился. На тонях его видели и ночью и днем, кроме положенной ракетницы, оружия он при себе никакого не имел.

Столкнувшись однажды с рыбоинспектором, чужаки не рисковали выходить на тони. Что еще взбредет в голову рыбоинспектору? Снасти забрал — считай, легко отделались. Говорят, одного упрямого Домрачев из лодки на плаву рукой выхватил и окунул в воду, когда тот пустился было наутек, спасая сетчонку. А другому руку повредил… Видно, нет человека, чтоб худая слава о нем не пошла.

Домрачев коренной амурец, и все сорок своих лет прожил в Мунгуму, никуда не выезжая. А в мечте держал, сколько помнит себя, — Москву. И часто говаривал:

— В Москве каждый должон побывать. На Красной площади и в Мавзолее.

Прадеда Домрачевых на теперешних задворках Мунгуму заломал медведь. По первому снегу думал казак побелковать и ушел-то от дома недалеко, напоролся на исхудавшего шатуна — нос к носу. От неожиданности такой забыл, что ружье мелкой дробью заряжено. А по медведю дробью стрелять только дразнить!

Дед Гавриил Домрачев гонял почту по Амуру. Гонял лет двадцать, и беды обходили его стороной. А раз уехал и не вернулся. Весной, когда начал сходить снег, нашли его с ножевой раной в спине. Убийство приписали старателям.

Никита Гаврилович, отец Семена Домрачева, всю свою долгую жизнь не выпускал из рук топора — не один дом в Мунгуму срублен его руками, и до сих пор плавают по Амуру лодки легкие, ходкие, с узорчатой резьбой по корме, делать которые Никита Гаврилович был большой выдумщик и мастер.

Безусым еще юнцом Никита Гаврилович штурмовал в гражданскую войну крепость Чныррах и получил тогда легкое ранение в левую ногу. В правую ногу ранило его под Витебском в последнюю войну, и вернулся он на Амур колченогим, с медалью «За отвагу». Медаль он берег до конца своих дней, время от времени молодил ее мелом и суконкой.

Умер он в одночасье — отошел легко, без мучений.

Переняв от отца умение обращаться с топором, плотничали и его сыновья Семен и Алексей — обстраивали Мунгуму, ладили лодки и кунгасы.

Лет десять назад Алексею предложили пойти на службу в рыбоинспекцию, а вскоре подкараулили его в глухом месте озлобленные его справедливостью браконьеры и не пожалели свинца. И вот уже пять лет воюет с ними Семен Домрачев, неутомимо и бесстрашно.

Мунгумуйские мужики сами с усами, но, глядя на Домрачева, на то, как блюдет он их тони, за долг считали при встрече с рыбоинспектором первыми протянуть руку для приветствия.

Последняя путина шла у него с особой трудностью. Семен поднимался ото сна через силу, весь почернел от болезни, и водило его из стороны в сторону, стоило сойти на берег — не держали ноги.

В тот год Домрачеву покатило на пятый десяток. Подумалось как-то ему: «Бог ты мой, и жить-то вроде еще не жил!» И вспомнилось: стоит он на крыльце в белой рубашке, в штанишках на лямках, выкроенных из солдатских отцовских галифе, щурится на солнце, на белую рубашку, и жизнь кажется ему большим праздником. И только одно омрачало настроение: хочется ему побыстрей стать таким, как отец. Домрачев улыбнулся, качнул головой: вон даже как было! И давно ль?

С трудом дотягивал он, вконец вымотавшись, последние денечки путины, и каждый из них казался ему длиннее прожитых им лет. Но ни разу не пожалел он, что поступил на службу в инспекцию, видел, что нужен он сельчанам. Встречали его всегда добром, садили за сытный рыбацкий стол:

— Ушица не водица, хлебай не зевай!

Одаривали на дорогу подсоленной юколой, несли подвяленные кетовые брюшки с янтарными капельками жира, а то и свежую кетину на пельмешки.

Наконец путина — колготные денечки — закончилась. Удачная была, богатая путина, и никто из рыбаков не думал, что для многих из них она — последняя.