Берды Кербабаев - Небит-Даг

В кабинете смеркалось. Сидели, не замечая этого, не зажигая лампы. Сулейманов молчал, но как-то деятельно молчал: в полутьме Сафронов слышал его дыхание, геолог внимательно слушал. Видно, ему было важно найти свое собственное точное отношение к начальнику конторы, с которым еще предстояла трудная борьба.

— Я знаю Човдурова с детства, — продолжал Сафронов. — Никогда не скажу, что он равнодушен к существу дела, заботится только о программе, о цифре, о лице конторы. Он не меньше нас с вами болеет за будущее туркменской нефтяной индустрии, мучается, если что не ладится. Беда его характера в другом: в незыблемой вере в собственную непогрешимость. Самое страшное, когда он принимает поспешное решение. Тогда конец! С места не сдвинешь. Вот почему — я это давно заметил — опасно не то, что он еще в голове держит, а то, что он уже высказал. И сегодняшний ход его мыслей страшен не сам по себе, а потому, что мы с вами будем биться, как я сказал, года два и ничего не добьемся до тех пор, пока…

— До каких пор? — живо переспросил Сулейманов.

— До тех, пока он со своим упрямством не свернет себе шею и его не снимут с работы, — не колеблясь, закончил Сафронов.

— Вы думаете, это ему поможет?

— Наверняка.

— Сомневаюсь! Вам когда-нибудь приходилось иметь дело с упрямым быком? Нет? А я пахал на таком быке в ранней молодости и сумел так поладить с ним, что он слушался и трудился не за страх, а за совесть. Но однажды мой отец не сдержался, ударил его, и погубил навеки. Что потом ни делали: и подлаживались и колотили, бык только выкатывал глаза и лежал как дохлый, будто и не чувствовал ударов. Когда я смотрю на Аннатувака, я часто вспоминаю этого быка…

Сафронов развел руками.

— Значит, по-вашему, не противиться злу?..

Позвонил телефон, и разговор надолго прервался. Сулейманов, засветив лампу на столе, диктовал сводку, рылся в папках. Лениво оглядывая давно знакомый кабинет, Сафронов залюбовался игрой света на стеклах книжного шкафа. В этом шкафу — вся документация на сотни пройденных скважин. Она накапливалась годами и росла на его глазах.

Двадцать два года назад еще совсем молодым инженером Сафронов приехал в Небит-Даг. Незадолго перед тем он кончил Московский нефтяной институт, проработал четыре года на Апшеронском полуострове и смело отправился за Каспий осваивать новые месторождения. В то время не было еще ни города, ни поселка на промыслах, ничего не было, кроме двух буровых вышек. Строился барак и стояли четыре палатки. Воду привозили в бочках. По ночам выли волки. Голые холмы днем казались печальными, по ночам — страшными. В сумерки из-под камней, из кустов выползали кобры. В палатках перед сном ловили скорпионов и фаланг — на свет, на фонарь…

Закладывались новые буровые, но они считались экспериментальными, и техническое оснащение было никудышное, верблюды волокли со станции длинные трубы. Груз был неудобный — верблюды жалобно ревели. Кочевники, привыкшие лопатами рыть колодцы в поисках воды, впервые увидели, как бурильные трубы входят в глубокие недра земли, и удивлялись:

— Ай, что за чудо!

Не только инженера или мастера, но даже простого чернорабочего трудно было найти в те годы среди местного населения. Таган Човдуров был одним из первых туркмен, пришедших работать на промысел. Его сын Аннатувак учился тогда в передвижной школе кочевников, а летом пас овец в только что возникшем колхозе. Иногда мальчик приходил на промысел к отцу. Полуграмотный Таган и сам в то время усердно посещал вечернюю школу. Гордясь и собой и сыном, он клал руку на плечо подростку и говорил: «Учись, сынок, учись… Вырастешь, будешь таким же инженером, как дядя Андрей». Аннатувак только головой мотал: «Я инженером не буду. Если останусь в ауле, стану председателем колхоза, если в город переедем — милиционером». И, глядя на мальчишку, Андрей Николаевич думал: «Ишь какой важный, обязательно администрировать ему нужно! Интересно, что из него выйдет, когда вырастет?»

А теперь Аннатувак Човдуров — начальник конторы, и буровым — нет числа. На промыслах больше половины работников туркмены. Каждый год только из Небит-дагского нефтяного техникума приходит около ста молодых специалистов.

Положив трубку, Сулейманов вернулся к прерванному разговору.

— Я знаю Човдурова меньше вашего, хотя четыре года тоже немалый срок. Конечно, вы правы: если не брать в расчет тяжелый характер, он хороший работник и даже человек неплохой…

— Ах, Султан Рустамович! — нетерпеливо воскликнул Сафронов. — Что мы все об Аннатуваке толкуем! Что с ним было, что с ним будет… Как вспомнишь, каким был отец этого самого Аннатувака еще совсем недавно, сразу все обретает другой масштаб.