Пётр Губанов - Пробуждение

— Как хочется плыть туда, — сказала Вика.

Я молчал, пораженный красотой и величием океана.

— Если бы я была, как ты, мужчиной, я бы стала морским скитальцем, капитаном вечно плавающего корабля, как Немо. Мне папа говорил, что скоро станут строить настоящие подводные корабли.

Лицо Вики выразило волнение, черные глаза светились неровным блеском.

— А иногда мне хочется умереть… умереть, сражаясь за отчизну, как Жанна д’Арк. Хорошо отдать жизнь за нее. Что может быть лучше, чем умереть в бою!..

Я заговорил не сразу. Мне сделалось жарко, хотя воздух, пронизанный лучами утреннего солнца, был свеж.

— Как можно думать о смерти, когда такой простор перед нами, а впереди — вся жизнь, — с горечью проговорил я. — Посмотри, как красиво кругом.

Я не смел поднять глаза и посмотреть ей прямо в лицо. Внизу, над голубым зеркалом воды, носились чайки. Глухо ударялись волны наката о грот в скале.

— Я не люблю тихую погоду и гладь на море, — задумчиво сказала Вика, — люблю бурю и волны…

Все, что она говорила, казалось необычным.

— Хорошо плыть навстречу буре, когда ветер рвет парус, швыряет в лицо пену, — продолжала она, — плыть бы и плыть, ныряя вниз, да так, чтобы верхушка мачты касалась пенных гребней.

— Буря ломает мачты и топит суда, а твой вельбот пойдет ко дну при легким шторме, — возразил я.

— Я не боюсь! — Вика откинула лицо. Пряди черных волос упали на узкие плечи. Волосы казались влажными.

Наверное, вдвоем нам было лучше, потому что после этого дня мы как-то перестали замечать отсутствие Кости Назимова. Зато прогулки стали продолжительнее и чаще. Однажды, когда мы шли по берегу залива, погода внезапно испортилась. С моря шли валы с прозрачно-зелеными гребнями. Они росли, вздувались, разметав белоснежные гривы, о силой обрушивались на берег. Крупные соленые брызги хлестали нас по лицу и рукам.

— Идем! — Вика потащила меня за рукав.

— Ты с ума сошла! — запротестовал я. — Не успеем отойти от берега, как вельбот будет лежать вверх килем.

— Я пойду одна, — сказала Вика, быстро сталкивая в воду вельбот.

Словно игрушечный, вельбот взметнулся на гребень и нырнул вниз. Я стал кричать, чтобы Вика повернула обратно. Мои крики заглушались шумом моря. Я бросился в воду и поплыл. Волна подхватила меня, подняла вверх, выбросила на берег. Трижды пытайся я отплыть, и каждый раз мои попытки кончались неудачей. Я лежал на песке, облепленный скользкой травой и малиновой слизью медуз. В последний раз показался из воды белый всплеск паруса. Вельбот понесло по волнам.

Невдалеке торчал из воды угрюмый остов полузатонувшего судна. Лодка шла прямо на него. Я видел, как вельбот наскочил на судно, а на низкой палубе топляка появилась маленькая черная фигурка. Временами брызги и пена совсем закрывали Вику. Я с ужасом следил за ней, боясь увидеть вдруг пустую палубу. Мне казалось, что вот-вот поднимется громадный вал с косматой пенной гривой и смоет с палубы Вику. С минуту я стоял словно прикованный. Потом побежал. Плохо помню, как добежал до спасательной станции. К счастью, у пирса стоял катер с заведенным мотором. Через четверть часа мы были у затонувшего судна. Рыжеусый боцман с медно-красным, как матросский бак, лицом вскарабкался на наклонную, полусгнившую палубу. Я последовал за ним.

Вика лежала лицом вниз, плотно прижавшись к палубе. Посиневшими руками она вцепилась в фальшборт. Мы с трудом разжали пальцы.

— Чертова девка! — заругался боцман, когда мы отнесли Вику на катер. — Сидела бы лучше дома да романы читала.

Я выжимал на Вике мокрое платье, гладил ее волосы, облепленные зелеными водорослями.

Потом было много дней, наполненных радостью, счастьем. Скорее, это был один непрерывный светлый день. На всем и везде я чувствовал ее присутствие. Я любил все, что было связано с ней: ее дом, улицу, тропинку, ведущую к морю, и мостик, через который она проходила.

Той осенью я должен был уехать из дому. Отец мой с давних пор лелеял мечту устроить меня в Морской кадетский корпус. Он прошел тяжелую жизнь матроса и хотел, чтобы я стал морским офицером. Отец писал начальству прошения, добился аудиенции у командующего флотом. Долгое время откладывал он четверть скудного унтер-офицерского жалованья. Эти деньги потом перешли в руки должностных лиц военно-чиновничьих ведомств. И наконец мой отъезд в Морской кадетский корпус стал делом решенным.

Сознание, что с Викой придется расстаться, вызывало во мне жгучую боль.