Трос обессиленно и неподвижно свисал из трубы, и из нее не доносилось ни звука, как ни кричала в жерло, доходя до полного исступления, Пеночкина.
Зина сбросила на землю пальтишко. Оставшись в одном легком платье, она решительно полезла в трубу. На мгновение оглянувшись, крикнула:
— Я только погляжу, что с Витей, и сейчас же обратно! — и скрылась в темном зеве.
Курчавый рабочий, который стоял ближе к трубе, кинулся в ее жерло. Он что–то кричал оттуда, но что, понять было нельзя.
Долговязый рабочий успел схватить Капу Подгорную, заломил ей за спину руки, когда она стала отбиваться ногами. Он только просил:
— Вы по колену не бейте, оно у меня разбитое, срослось кое–как. Не ломайте, а то снова охромею.
— Пустите! — молила Капа.
— Нет, не получится. И так начинка в трубе — дальше некуда. Натворили делов! А все почему? Это же геройство как зараза… — Попросил: — Вы будьте умная, и я вас отпущу. Бегите к Балуеву, информируйте про чепе. Надо людей спасать. Они же теперь только трубу собой закупоривают, друг дружку душат. Паренек–то сквозняком дышал. Бегите, скажите: прямо беда.
На объединенном техническом совещании «трассовиков» с «подводниками» было решено протащить трос через обсадную трубу с помощью компрессора. Засадить в трубу деревянный пыж соответствующего диаметра, прикрепить к нему конец троса и продуть трубу сжатым воздухом, как это делают, прогоняя через газопроводные плети металлический ерш для очистки их от мусора.
И вот, когда решение было найдено, в контору ворвалась Подгорная и сообщила, что в обсадной трубе погибают люди.
За многие годы Павел Гаврилович Балуев выработал у себя защитный рефлекс. В самые критические, грозные минуты он мгновенно обретал невозмутимое, пожалуй, какое–то ленивое, равнодушное спокойствие, зная, что нет ничего опаснее горячей суетливости.
Снисходительно улыбаясь, он попросил Подгорную успокоиться. Одеваясь, расспрашивал, вполголоса отдавал приказания и даже успел похвастать начальнику СМУ‑8 Жаркову:
— Видал, какие у меня орлы!
Но шоферу приказал:
— Саша, включай реактивную скорость, беда у нас: люди гибнут!
«Газик» мчался, будто им выстрелили.
В машине Балуев снял ботинки и натянул сапоги, которые у него всегда хранились здесь, завернутые в брезентовый балахон вместе с батоном и банкой консервов.
Балуев помнил все несчастные случаи, которые когда–либо происходили с людьми на строительствах.
В прежние годы чаще всего причиной их было равнодушие к технике. Но война научила сноровистому, неутомимому вниманию. Солдатское бесстрашие — это, в сущности, мудрое умение ни на секунду не утрачивать вдумчивой, спокойной осмотрительности. Молодежь, которая приходила сейчас на стройку, была воспитана на глубоко уважительном отношении к механизмам. Но что для хозяйственника являлось поистине опасностью — это отважная героика в труде. Предотвратить ее почти невозможно, тут не помогают никакие самые суровые правила техники безопасности. Предусмотреть и предотвратить такой героизм — задача непосильная даже для самых маститых и высокомудрых начальников строительств, прославленных высоким мастерством организаторского искусства.
Хозяйственники не любят, когда на их объектах обнаруживаются факты героизма. Они считают: если потребовался героизм, значит, я что–то просмотрел, недоучел, недодумал.
Но недаром в строительстве существует термин «фронт работ». Это не только топографическое понятие. Оно проникнуто духом борьбы, музыка его звучит мажорным, волнующим боевым маршем. И как ни лукавят некоторые хозяйственники, как ни отрекаются, как ни уверяют, что героизм — это случайность, форсмажор, чепе, порожденные непредусмотрительностью администрации, — дерзость, отвага берут над ними верх.
Хозяйственники частенько и сами бросаются очертя голову навстречу опасности.
То же случилось с Балуевым. Он твердо решил сам лезть в трубу, чтобы вытащить оттуда потерпевших. У него уже был опыт: в Сталинграде он, пробираясь по подземным канализационным коммуникациям, подрывал доты врага.
Обернувшись к водолазу Кочеткову, Балуев сказал:
— Я лезу первым, а ты сзади будешь мне светить фонарем.
Водолаз промолчал, потом сказал загадочно:
— Ладно, там на месте будет виднее, кто кому откуда светить будет.
Выскочив на ходу из машины, Балуев бросился к трубе.
На земле лежала бледная, в изодранном в клочья платье Зина Пеночкина. Курчавый, сидя подле нее, оттирал снегом свои исцарапанные в кровь руки.
Читать дальше