— Что же именно?
— Главное для нас — это стать людьми высокой духовной культуры.
— Ах, ах, как красиво сказано! — сердился Балуев. — Книжками жизнь не делают.
Костя сказал солидно:
— На мраморных стенах Дельфийского храма в Древней Греции была высечена на камне надпись: «Человек — мера вещей». Понял? Человек!
— Ага, — обрадовался Балуев, — на стенах здания, говоришь? Вот! — И торжествующе заявил: — Сначала человек его построил, здание, и только тогда стал мерой вещи, им созданной. Это правильно, согласен с твоими греками. Без дела ни человек, ни его культура существовать не могут. Начало всему — деяние.
Увидев на столе у сына книгу модного западного литератора, Балуев сказал пренебрежительно:
— Не люблю я этих искателей улик низкого в человеке. Какие–то собиратели нечистот.
— Но ведь капитализм и порождает мерзость!
— Он порождает себе могильщиков, вот что главное.
— Автор не марксист, и даже наоборот, но он талантлив и по–своему правдив.
— Вроде слепого музыканта, значит. Любой мотив в тоску перекладывает. Кто–то из них сказал, что «искусство — высшая форма ремесла». А по–моему, искусство — высшая форма человеческого самосознания. А если так, все низкое в человеке ему чуждо.
— Значит, идиллии сочинять?
— Врать искусство не может. Если врет, оно уже не искусство. Но когда они объявляют, что «обречены на одиночное заключение в собственной шкуре», я этому не верю. Индивидуализм — штука злая, агрессивная, а вовсе не пассивная. Мир индивидуализма жаден, жесток и так же баснословно живуч, как сорняк. О нем нужно писать с ненавистью, а не с жалостью, так, как о нем наши беспартийные классики всегда писали, — тоже марксистами не были, но человеческое в человеке уважали.
— Но ведь у нас тоже есть плохие люди!
— Правильно! И всегда будут. Но зачем к ним сочувствие вызывать?
— Что ж, уничтожать как класс?
— Уничтожать как класс, только не людей, а причины, порождающие плохое в людях. Если у человека отсутствует правильное понятие о труде, нет любви к труду, — плохое идет прежде всего от этого: и неуважение к другому человеку, и стяжательство, и вместо ума — хитрость.
— Значит, по–твоему, о человеке можно судить в основном по тому, как он работает?
— А как же иначе! В нашем обществе это самая точная мерка морали, нравственности и чего хочешь. Дело простое, ты пойми. Все мы хотим жить лучше, чтобы материальные условия соответствовали нашим потребностям. И какой бы у тебя «талант» к личному благоустройству ни был, самостоятельно, если ты не жулик, без общегосударственного действия, жизнь себе не улучшишь. Все мы друг от друга взаимно зависимы, взаимно заинтересованы. Все идет от общего к частному, от частного к общему. Вот мы, газовики, дадим стране на одном только сырье и топливе сто двадцать миллиардов экономии. А это цена всей жилплощади, которая вступит в строй за семилетие. Значит, от меня, Балуева, кроме всего прочего, зависит, получат или не получат дополнительно несколько тысяч квартир совсем незнакомые мне люди. Вот, значит, какая у нас карусель. И это каждый должен сердцем понимать и беречь каждого человека, для себя беречь, потому что все на всех работают и все во всех заинтересованы. А отсюда мораль: от нравственности каждого человека зависит мое материальное, жизненное благополучие. Так, значит, дерись за каждого человека, как за свое личное счастье! Вот про это бы писать надо. За такие книжки мы, хозяйственники, да и все прочие, литераторам в ноги бы кланялись. А то — плохой человек! Если он сам по себе плохой, это не так уж важно. Важно, что от него другим плохо. Вот про это надо яростно писать, беспощадно! — Балуев положил руку на плечо сына. — Вы на меня с Лялькой не обижайтесь, когда я вас шпыняю. Очень охота мне, чтобы вы коммунистическими людьми стали. И не хочу я для вас легкой жизни, чтобы не размякли в ней, не обездушились. А вместе с тем чувствую: зря иногда паникую. Что значит легкая жизнь? Нет у нас легкой жизни. Я так считаю: время — штука материальная. И все весомее оно от созданий рук человеческих. И сейчас, смотри, как красиво жить на свете! Вот–вот уже оно в руках, это время коммунизма, и в каждом человеке хоть чуточку, да светит оно. Вся задача в том, чтобы во всех оно побольше светилось.
Бывает ли так, что советский человек, да еще член партии, начинает вдруг мечтать о накоплении личного денежного капитала? А это случилось с Павлом Гавриловичем Балуевым.
В каком бы планетарном количестве сейчас страна ни выдавала метры жилой площади, все–таки ее еще не хватает для быстрой и полной организации всеобщего семейного счастья, ибо каждая семья в соответствии с законами природы постоянно находится под угрозой нашествия со стороны.
Читать дальше