Журочкин находится на фронте семнадцать месяцев. В октябре 1941 года, когда генерал Василий Степанович Попов защищал Тулу, обратив против гудериановских танковых колонн городские зенитки, Журочкин явился со своим жестяным сундучком и сказал кротко:
— Вы тут германские танки калечите, а что их починить можно и заставить фашистов бить — это вам в суматохе невдомек.
Генерал яростно посмотрел на степенного мастера и отрывисто сказал:
— До этих танков у нас пока руки коротки. На той стороне остаются. Придется вам немного подождать, товарищ механик.
— А если я к ним на пузе подъеду? — спросил Журочкин, подумав. — Ведь добро пропадает.
Василий Игнатович Журочкин приспособился к танковой, тогда еще не гвардейской бригаде, прошел с ней немалый путь. Недавно ему дали звание старшего сержанта. Получая погоны, Журочкин сказал:
— Теперь мне бороду сбрить, усы наружу. Дед — бомбардир, прадед — флотский. Родословная на сто лет в учете, как у графа. Мы, туляки, народ гербовый, старинный.
Так застенчиво скрыл мастер свою радость. Простодушие, мягкая, какая–то извечная доброта таилась в каждой складочке улыбающегося лица Журочкина. Тихий свет маленьких голубоватых глаз, воркующий и негромкий голос вызывали представление о человеке беспечном, ласковом и чудаковатом.
Журочкин вел суровый и подвижнический образ жизни. Он оставался ночевать тут же, подле машины, чтоб не тратить времени на хождение в тыл, к землянкам, и уже с первой полосой раннего просвета в небе работал у поврежденной машины.
— Замерз к утру, — объяснял он ремонтникам, — ну и выскочил, чтобы погреться.
Ел он очень мало и всегда не вовремя. Пищу разогревал себе сам. Ходил целый год в одном и том же обмундировании: ватник, летние штаны. Но, несмотря на пятна, покрывавшие его одежду, выглядел опрятным. Так на нем хорошо и удобно все было пригнано.
С радостной готовностью он помогал в работе другим. В трудные минуты делился последним. Но стоило у него попросить, хотя бы на минутку, что–нибудь из его личного инструмента, как лицо Журочкина становилось твердым, злым, и он всегда резко и непреклонно отказывал.
Во время бомбежек или артиллерийского огня Журочкин вел себя с удивительным хладнокровием и осмотрительностью.
— Я в горячем цехе на прокатке работал. Там зажмурившись не походишь: враз руку или ногу оторвет. А ничего, ходил, щипцами помахивал. Один на двух станах. Как в цирк смотреть приходили. Смертельный номер был.
И тот, кто ближе присматривался к Журочкину, постепенно понимал, что главной чертой в его характере было не простодушие, не чудаковатая наивность, а гордость. Своей гордостью мастера соперничал он с доблестью воинов и втайне самолюбиво соревновал свое умение с умением воинов.
Часто Журочкину приходилось прекращать ремонт и садиться на место убитого механика–водителя, или стрелка–радиста, или командира башни и бросаться в бой или оказывать помощь раненым.
— Текущий ремонт — пустячное дело, — ворковал Журочкин, ловко бинтуя танкиста. — В госпитале все присохнет и заживет, как положено. А вот машину вы мне разложили — прямо совестно. Но ничего, болейте себе спокойно, я ее вызволю.
Ремонтируя поврежденную машину, Журочкин по вечерам ходил в санбат и докладывал раненым членам экипажа о ходе ремонта. И когда ему однажды сказали, что командир танка Т-34 № 893 умер, Журочкин растерянно спросил:
— Как же так? Ведь машина готова. Мы же с ним договорились, он все спрашивал: скоро ли?
На прошлой недели наши танки вели напряженные бои с танками противника. Только к ночи сражение прекращалось. И тогда возникала другая битва — битва на поле боя, где лежали поврежденные машины. Каждая сторона пыталась утащить тягачами подбитые танки к себе.
И вот по этому ночному полю, разрываемому вспышками гранат, рассекаемому очередями из автоматов, ползал от танка к танку со своим сундучком Василий Игнатович Журочкин. Иногда он стучал ключом по броне танка и сердито требовал:
— А ну развернись маленько. Не видишь, фашист чуть не по пальцам из автомата молотит? А вы, идолы, спите!
И танк медленно поворачивался, чтобы прикрыть Журочкина.
В этих боях враги однажды чуть было не уволокли Журочкина вместе с танком к себе.
Василий Игнатович проводил сложную починку тяжело поврежденной машины. Все боеприпасы и гранаты экипаж израсходовал в бою. Фашисты, воспользовавшись этим, зацепили танк тросом и повезли его на свою сторону. Экипаж решил выскочить из люка и защищаться личным оружием. Но Журочкин сказал:
Читать дальше