— А поднатужились! Поднатужились. Виктор Федорович! — жидким тенорком ответил Посвитный и потер руки. — По совести сказать, отношу я наш первый успех в ваш адрес. Уж не сочтите за подхалимство, сроду этим не грешил, да и стар, а прошибли вы меня тогда на совещании, да как прошибли, прямо вам скажу! — проговорил он, придвигаясь вместе со своим стулом ближе к Абросимову.
— А-а! — довольно ухмыльнулся Виктор, — значит, дошло.
— И еще как дошло-то! — с каким-то рьяным восторгом подхватил Посвитный и, схватив обеими руками коленки управляющего, тихонько и нежно потиснул их. — Как дошло! До самого нутра. Тогда-то и пригляделся я к вам, — прибавил он, подвигаясь еще ближе. — Вижу: дерзкой отваги человек! Смелый, находчивый, нетерпеливый. Рискованный человек, а такие мне всегда по душе. Я ведь, голубчик Виктор Федорович, — уже захлебываясь от избытка чувств и дыша Абросимову в лицо, шептал он, — я на своем веку много начальников перевидал! Начальники-то надо мной часто меняются! Они, как тучки, приходят и уходят... А я все — сижу. Даже сам чувствую: засиделся на шахте! — прибавил он, конфузливо улыбаясь и пожимая плечами. При этом он бросил косой, осторожный взгляд на Виктора.
Почему-то вдруг стало Виктору неловко. «Действительно, старый, опытный человек, — подумал он, — а я мальчишка... И несправедлив я к нему был, нехорошо даже...»
Он спросил как можно ласковее и предупредительнее:
— Как же вы все-таки успеха добились, Иван Гаврилович? Мне это интересно.
— А единственно в подарочек вам, — радостно отозвался Посвитный. — В подарочек! Знал ведь, чем вас обрадовать можно! — захихикал он и опять нежно коснулся рукою коленки начальника.
— Да что же вы — маг, чародеи? Добрый гений?
— А как видите... — скромно улыбнулся Посвитный, но тотчас же и встрепенулся. — Конечно, наш успех — это только первая ласточка, не больше. И, разумеется, одна ласточка весны не делает, но... — многозначительно потряс он рапортичкой, в самом деле похожей на ласточку в полете, — но весну предвещает!
— А завтра, значит, опять девяносто три? — нахмурился Абросимов. — Или и того меньше?
— А это уж как вы прикажете... — тихо ответил Посвитный.
Виктор недоуменно вскинул на него глаза.
— То есть как это: как я прикажу? — вскричал он. — У нас с вами, Иван Гаврилович, один приказ, приказ Родины: добычу давать!
Что-то нехорошее начиналось между ними, и Виктор вдруг это почувствовал. Он в упор посмотрел на Посвитного, словно хотел дознаться, да что ж у этого человека на дне, что он меня мутит? Но Посвитный молчал.
Потом, после нестерпимо долгой паузы, наконец, проговорил глухо:
— А это на свою совесть... я один взять не могу... Не смею...
И Виктору все стало ясно.
— A-а, так вот оно что! — разочарованно протянул он. И сразу померкла для него вся его радость этого необыкновенного утра, небо упало на землю.
А ведь он это предчувствовал, предчувствовал! И когда мчался сюда, на шахту, — предчувствовал, не верил. Ласточка-то оказалась куцехвостой.
— А ну, давайте-ка мне рапортичку! — отрывисто приказал он и почти вырвал ее из рук Посвитного. — Та-ак... — пробурчал он, привычно разбираясь в колонке цифр. — И ни одного вагончика породы на-гора.
— А ведь вы сами, сами, Виктор Федорович, — заглядывая через плечо, заискивающе сказал Посвитный, — сами изволили высказаться, что нам зарплату не за породу дают!.. — и он захихикал, но уже опасливо.
— А вы со мной шутки шутить бросьте! Слышите? — разозлился Абросимов. — Вы что ж, совсем прекратили подготовительные работы на горизонте шестьсот двадцать?
— Только на сутки... На одни суточки... Ради ласточки. Единственно с тем, чтобы шахтерам перспективу показать. Чтоб, так сказать, весну материально обозначить...
— Ну, а дальше как?
— А дальше? А это уж, как вы прикажете. Видите ли, Виктор Федорович, я ведь своим местом не дорожу.
Но управляющий продолжал хмуро рассматривать рапортичку.
— Ни местом, ни службой, ни состоянием, поскольку такового и не имею. Чистый пролетарий. Даже коровкой и той не обзавелся.
— К чему вы мне это говорите? — тихо спросил Виктор.
— А единственно к тому, — оживился Посвитный, — что как ничем, кроме чести своей, не дорожа, — я и риска не боюсь. И всегда самый смелый маневр предпочитаю позиционной канители.
— Где ж тут маневр?
— А у умного человека маневр всегда под рукой. Вот, изволите ли видеть мой замысел, — наклонился Посвитный над столом, как военачальник над картой, и стал пальцем водить по пыльному настольному стеклу. — Где у меня сейчас слабое, так сказать, самое уязвимое, место? План добычи! Так? Вот я сюда все силы и бросаю. На направление главного удара. И выполняю план, и выигрываю время. А тем временем входит в строй и мой новый горизонт, так сказать, подтягиваются резервы...
Читать дальше