Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 4 том.

«Как вообще приходит рядовой человек к общественной жизни? Чаще всего — через самокритику. Соревнование тоже ведь, как учит товарищ Сталин, есть выражение деловой, революционной самокритики масс. Вот и стахановский метод... Что он такое? Он результат творческого недовольства людей старыми нормами и старыми порядками. Вот они и сломали их к чертовой бабушке!» — уже весело улыбнулся он, вспомнив свою первую беседу с Андреем и Виктором. А все-таки не кто другой, а именно он, парторг Нечаенко, поддержал тогда ребят, подхватил их идею... «Ну и что же? — тут же окрысился он на себя. — Эка, чем похвастал. И Андрей и Виктор — активные люди. Они сами пошли стучаться во все двери. А иной не пойдет, — просто отведет душу у себя в забое или в общежитии, тем и кончится... Значит, надо услышать эту самокритику в забое или в общежитии. А для этого надо жить среди людей, быть всюду, где люди. И, приметив человека, уже не забывать его. Тянуть вверх. Ход ему дать, ход!..»

«Так ведь я и раньше так делал!» — возразил Нечаенко. останавливаясь посреди комнаты. И ему сразу же припомнился добрый десяток людей на «Крутой Марии», которых именно он и приобщил к политической жизни. «Вот о них и рассказать бы партийному собранию!.. Например, об Авдотье Филипповне...» — усмехнулся он.

Нечаенко впервые заметил ее ранней весной, у булочной, в толпе баб. Авдотья Филипповна ругала пекарню. Была эта женщина средних лет, в плисовой кацавейке и белом платке, ладная и моторная, настоящая шахтерская женка. Пекарню она ругала звонко.

Нечаенко прислушался. На шахте в «сферу влияния» парторга все входит: и пекарня, и баня, и магазины, и жилищные дела поселка, и ясли, и стадион...

— Вот что, голубушка, — сказал он Авдотье Филипповне, когда та выкричалась, — критикуешь ты хорошо. А теперь возьмись-ка да пособи делу!..

— Да чем же я-то могу пособить? — удивилась она.

— А всем. Ты женщина дотошная, зубастая. Вот мы тебе и поручим смотреть за пекарней да за магазинами. Словом, введем тебя в совет жен. А?

— А что ж? — вызывающе ответила Авдотья Филипповна и оглянулась на притихших вокруг нее баб. — А не боюсь! Давай!

Теперь Авдотью Филипповну все на шахте знают, самому Нечаенко нет от нее житья: «не баба — министр!» А началось все с пекарни...

Или Макагон, десятник движения... Он давно числился сочувствующим партии, но никто не слышал его голоса ни на партийных, ни на рабочих собраниях, ни в нарядной, ни на участке. Нечаенко приметил это. И однажды, в шахте, в час, когда из-за откатки весь участок стоял, тихонько отозвал Макагона в сторонку.

— Вы, товарищ Макагон, кажется, сочувствующий партии?

— Сочувствующий, — охотно, даже гордо отозвался Макагон.

— А в чем же оно выражается, ваше сочувствие партии? А?

Десятник опешил.

— Я спрашиваю, в чем же оно, ваше сочувствие партии? — спокойно повторил Нечаенко и указал на забурившиеся вагонетки, вокруг которых, ругаясь и пыхтя, бились люди...

— Так что же я-то могу? — жалобно пробормотал Макагон. — Я тут человек махонький...

— Маленький? — воскликнул Нечаенко. — Да какой же вы маленький! Знаете что? — предложил он. — Заходите-ка ко мне завтра в шахтпартком, потолкуем...

Макагон зашел. Потом — еще и еще раз... Однажды принес какую-то тетрадку: «так, просто некоторые мысли относительно откатки», — сконфуженно объяснил он, доставая из футляра очки. Потом с этими «мыслями» несмело выступил на собрании. А затем пришел, наконец, и день, которого Нечаенко давно ждал. Словно невзначай, в конце беседы, уже поднявшись, чтоб уйти. Макагон попросил:

— А не дашь ли мне, Николай Остапович, Устав партии почитать? А? Я верну, не сомневайся...

Устав партии можно достать в любой библиотеке; для этого не надо обращаться к парторгу. Но Нечаенко знал, зачем именно к нему отнесся с этой просьбой Макагон и что эта просьба значила. Человек не брошюру просил, человек спрашивал: ну как, можно, пора? Достоин? Конфузу не будет? И брошюрку с Уставом надо вручить ему так, чтоб он понял: можно, дерзай. Надо затем поговорить с ним. Надо помочь ему поручителей найти. Может быть, самому поручиться.

У Нечаенко на «Крутой Марии» уже немало было таких «крестников». Конечно, не партийное это слово «крестник», но другого Нечаенко придумать не мог. А сколько таких крестников вообще в жизни Николая Нечаенко! И в деревне и на транспорте — всюду, где он жил и работал. Они небось и сейчас вспоминают его: поручитель, как и первый секретарь ячейки, не забывается никогда!