Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 1 том

Молчание. Мороженщик торжественно подает вафлю.

— Такого имени нет: «Удача», — говорят он улыбаясь. — Молодой человек шутит. Я служил на сцене, я умею понимать шутки. Кушайте на здоровье!

— Спасибо! — Ковалев берет вафлю.

Мороженое тает в руке. Молоко течет по пальцам.

— Ты уезжаешь? — неуверенно спрашивает Воробей чих.

— Как видишь.

— Далеко?

— Отсюда не видно.

— Зачем?

— Искать «Удачу» — мою невесту.

— Желаю найти!

— Найду! Спасибо за мороженое. Мокрое. Хорошо. — Никита подымает чемодан и взмахивает им.

— Ты выдал? — тихо спрашивает он.

— Не я, не я... — лепечет Рува. — Слово чести — не я... Они сами...

— Ладно... Прощай!

Никита пренебрежительно машет рукой и пускается в путь.

Воробейчик смотрит вслед: ровное колыхание удаляющейся спины, покоробленный тротуар, длинный тополек, похожий на нескладного подростка, пух...

— Никита! — вдруг кричит Воробейчик и бросается догонять Ковалева.

Нужно обязательно догнать. Так нельзя ему уехать. Он не должен плохо думать о Рувке. Гора с горой не сходится, а человек с человеком... Мир не велик!

— Никита!

— Ну? — останавливается Ковалев.

— Может, тебе... нужны будут... деньги... — бормочет Воробейчик. — Так пиши... Не стесняйся! Базарная, тридцать семь... квартира пять...

Никита с интересом подымает глаза на Рувку.

— Да! Это идея. Деньги? — спрашивает он насмешливо. — Ну что ж, давай деньги! Пригодятся. Сколько у тебя есть?

Рувка бросает испуганный взгляд на Ковалева.

— Сейчас? — Он шарит по карманам. — Вот все... Немного...

— Спасибо и за это, — Ковалев сует мелочь в карман и с любопытством смотрит на Воробейчика. — Откупился, рыжий? Ну-ну... Тебе это зачтется. Пока! — Ковалев уходит.

Воробейчик растерянно смотрит вслед.

Он смотрит долго. Уже скрылась покачивающаяся спина. Уже пыль, поднятая небрежными шагами, осела на чахлые листья тополя. Уже новые спины и новая пыль возникли в желтом тумане улицы.

Рувка вдруг срывается с места и бежит. Он бежит, прижимая к бокам круглые локти, высунув язык, задыхаясь. Пересыхает гордо. Сухой язык туго ворочается во рту. Кажется, что он скрипит. Иногда Воробейчик останавливается. Чтобы остановиться, он замедляет бег. Шатаясь, делает еще несколько шагов и только тогда останавливается. Иначе не выходит.

Вот окраина. Вот Заводская улица. Вот домик под толевой крышей.

— Гайдаш... здесь... живет? — задыхаясь, спрашивает Воробейчик у бабы и, увлекаемый инерцией бега, проносится мимо. А та, словоохотливо открыв рот, замирает в изумлении. — Алеша!.. Алеша!.. Знаешь? А-а...

Воробейнику не хватает воздуха. Он останавливается. Равнодушное лицо Алеши. Почему-то здесь Ковбыш. Рассохшаяся бочка, еле стянутая ржавым обручем. Зачем он бежал? Или ему стало жаль мелочи, которую на ходу отобрал Никита?

И уже без всякого воодушевления Воробейчик заканчивает:

— Говорит, еду искать удачи... Хорошенькое дельце, а? — и разводит руками.

Алеша сосредоточенно думает.

— Да-а!.. — роняет он. — Ну, да-а!..

Веселая улыбка вспыхивает на его губах.

— А мы ведь тоже, — подмигивает он, — мы тоже вот с Ковбышем идем шукать удачи.

Он рассказывает: на «лимонадном заводе» работать никакой возможности не стало. Целый день над Алешей стоял хозяин и упражнялся в остроумии. Хозяину, видишь ли, не повезло в ученье: он мечтал стать поэтом или ученым и сделался мелким буржуем. Как же может Алеша учиться после этого?

— Ну его к черту! Неужели мы себе места не найдем? Район большой. Как считаешь?

— Да, да, — соглашается Воробейчик.

— Пешком пойдем. Мешок за плечи. Что нам? — Он вытягивает перед собой руки. — А?

Ковбыш разворачивает плечи.

— Найдем! — говорит он решительно.

— Да, да!.. — бормочет Воробейчик. — Да, да!..

Он присутствует потом при прощанье Алеши с родителями. Его поражают короткие равнодушные эти проводы. Он помогает Алеше надеть мешок. Вытягиваясь на цыпочках, так что пальцы ног хрустят, он помогает и Ковбышу. Потом он провожает их до околицы, торопливо трясет им руки. Долго смотрит им вслед, как смотрел вслед Ковалеву. И пыль, и спина, и мешки, подпрыгивающие в такт».

«А где же моя дорожка?» — вздыхает Воробейчик.

Или идти крутить мороженое? Жара. Сейчас все люди хотят иметь портреты.

Пух летит с тополей.

— Пух, пух, — бормочет Воробейчик и ловит пушинку. — Пух...

Почему они выбрали путь на Голубовские хутора? Было много других дорог, ничем не хуже этой. Разве не таким же был путь на лиманы? Или на шахты? Или на Черный яр?