Константин Лебедев - Дни испытаний

— Катя! — позвала она уже громче. — Да проснись же! Проснись, говорю тебе! — Разжигаемая нетерпением, Тамара принялась решительно тормошить подругу.

Наконец, катины веки вздрогнули и приподнялись.

— Что?.. — спросила она, лениво потягиваясь. — Что?

— Орел! Орел освобожден! Вставай!

— Сейчас… — Катя сладко и откровенно зевнула, а потом, повернувшись лицом к стене, сделала попытку заснуть снова.

— Катюша, лентяйка! — притворно рассердилась Тамара. — Разве можно спать в такой день? Поднимайся!

Она насильно усадила подругу на кровать и, не будучи в силах сдерживаться, расцеловала крепко и настойчиво.

Еще раз зевнув, Катя пришла в себя. Не отвечая на объятия и недоумевая по поводу их происхождения, она невольно спросила:

— Что же, наконец, случилось? Ничего не понимаю. Объясни толком.

— Орел! Понимаешь? Мой город освободили. Сейчас приказ Сталина передавали. Орел и Белгород. Понимаешь?..

— Ну, хорошо, — заявила она, потягиваясь. — Предположим, освободили. Ну, а я при чем? За что ты меня целуешь?.. — Катя посмотрела в лицо Тамаре, положила руку на ее лоб и серьезно сказала: — Мне кажется, у тебя жар.

— Чудачка ты. Да ведь я же рада! Я сейчас готова не только тебя, а всех расцеловать!

— Всех? — с сомнением спросила Катя.

— Конечно всех!

— Даже Льва Аркадьевича?

— Даже и его! Ведь такой день бывает раз в жизни!

— А если он рассердится?

— Кто?

— Лев Аркадьевич.

— Не рассердится он, чудачка ты моя, — весело сказала Тамара. — Он поймет.

Катя заинтересовалась.

— А доктора Юрия Петровича? — спросила она, подумав.

— Что? — не поняла Тамара.

— Ну, доктора Ветрова ты бы тоже поцеловала?

— Поцеловала бы.

Это Кате уже почему–то не понравилось. Она отвернулась и обиженно замолчала. Но дуться долго она не умела. Вскоре на ее лице опять появился интерес, и она спросила:

— А… а… — она запнулась от невероятной мысли, пришедшей к ней внезапно, и, собравшись с духом, решительно выпалила: — А нашего повара, дядю Гришу?

— И его бы тоже. И вообще всех, всех!

— По–моему, ты врешь, — усомнилась пораженная Катя. — А еще хвалишься, что всегда говоришь правду! Нехорошо…

— Я и сейчас говорю правду, — рассмеялась Тамара.

— А докажи!

— Как?

— Как… — Катя некоторое время думала, нахмурив брови. Потом она просветлела: — А вот как: ты поцелуешь первого, кто придет к нам в комнату сегодня, не говоря ему перед этим ни слова. Ладно?

— Да ведь к нам никто не ходит, Катя.

— Ну, а если все–таки кто–нибудь придет. Поцелуешь?

— Если придет — поцелую.

— Серьезно?

— Вполне серьезно, Катюша, очень серьезно, чрезвычайно серьезно… Впрочем, нет! Мне не хочется быть сейчас серьезной. Я так рада, так рада!.. Я хочу дурачиться, бегать, прыгать, как маленькая, как школьница… Если бы ты знала, как это хорошо! Послушай, Катя, — предложила она неожиданно, — давай играть в догонялки. Чур, не я…

Тамара отскочила в сторону. Катя прыгнула с кровати и, как была, в легком платьице, босая, бросилась ее догонять. На середине комнаты она настигла ее. Тамара попыталась вырваться. Борясь, они приблизились к кровати и вместе упали на нее, задыхаясь и смеясь.

— Все равно я сильнее тебя, — пыхтела раскрасневшаяся Катя, пытаясь высвободиться из–под прижавшей ее подруги. — Все равно сильнее… Ну, довольно, пусти. Дай я оденусь…

Отдуваясь, они уселись рядом. Застегивая ремешки туфель, Катя напомнила:

— Только смотри, не забудь об уговоре.

— О каком?

— Поцеловать того, кто к нам придет. Если ты меня обманешь, я никогда не буду тебе верить.

— Хорошо, хорошо, не забуду, — ответила Тамара, не придававшая особенного значения ее словам. Гости в их комнате были очень редким явлением, и она почти ничем не рисковала, обещая Кате сдержать слово, брошенное под горячую руку. — Знаешь, — мечтательно проговорила она, следя, как Катя оправляет подушку, — знаешь, когда я получу отпуск, я поеду в Орел. Зайду в школу, где училась, пройдусь по улицам… Только там, вероятно, все разрушено. А мне хочется, чтобы сохранилась моя школа. Я загляну в свой класс. Помнится, на выпускной контрольной я сильно нервничала и сделала несколько ошибок. Я даже написала «копуста», поставив вместо «а» букву «о». Наша учительница еще посмеялась потом, сказав, что я похожа на одного чеховского чиновника, который тоже писал «копусста»… Смешно! А я так была огорчена тогда… На школьном дворе у нас была волейбольная площадка. Бывало, мы собирались там после занятий и играли. Как это все было интересно… — Музыка из репродуктора заглушила ее слова. Тамара выключила радио и продолжала: — И неужели же все это разрушено? Неужели там была война, и все исковеркано снарядами? Как не хочется этому верить! И по моей школе, может быть, ходили немцы?