Иван Филоненко - Земные наши заботы

А уж с культурными растениями и вовсе беда. На месяц позже хлеб убирать пришлось. В середине сентября еще цвела картошка и только начала завязываться капуста. И на тебе: 29 сентября ударил десятиградусный мороз, сковавший почву до самых клубней, не успевших постареть, заложить глазки. Потом опять распогодилось. Да ненадолго — 10 октября снова заморозило и выпал снег. Выпал и лег. «На день, на два», — говорили старики, повидавшие на своем веку разные капризы погоды. Так и было всегда, первый снег не лежал долго.

Ждали: вот–вот отпустит, растает. Но проходили дни томительного ожидания, недели, кончился октябрь, ноябрь наступил — и ни одной оттепели. В середине октября на полях появились снежные переметы и сугробы, будто в разгар зимы. Снег на убранных полях и на неубранных. А убирать надо было, пусть не сгодится что–то в пищу, на корм скоту пойдет.

Я сказал, ждали, что вот–вот растает. Но ожидая, не сидели. С утра до вечера были в поле — добывали брюкву. Иного слова не подберешь, именно добывали, выколупывая ее из мерзлой земли. С утра до ночи мотался Васильев на газике — сам за шофера — по полям, по бригадам, где поговорит, а где и станет на рядок. Хорошая, крупная брюква уродилась, только корешком в земле, а сама вся сверху — будто шаров кто накатал целое поле. Быть бы до весны с сочными кормами, да погода не позволила.

Мотался председатель по бригадам, скликал людей на разговор, который длился не больше 10–15 минут. Рассказывал, сколько и чего осталось в поле, что это означает для хозяйства и государства, как это отзовется в будущем году при таком–то и таком–то исходе. Говорил не повышая голоса, не прибегая ни к обещаниям, ни к угрозам. Говорил хозяин, глава большой семьи, который за все в ответе. А так как семья еще не управилась с полевыми работами, то и говорил озабоченно: что и как лучше сделать, чтобы быстрее управиться, куда сложить, где забуртовать. В заключение лишь высказал надежду, что не найдется ни одного человека, который просидит, в поле не выйдет.

— От нашего с вами старания, — сказал он, — будет зависеть питание рабочих промышленности, жителей наших городов.

И люди не говорили речей с трибуны, не рассуждали, — некогда, — они в один голос сказали: будем стараться. И видно было по сосредоточенным лицам, что всю свою ответственность и без слов понимают, поэтому сделают все возможное, чтобы спасти урожай.

— Да вашим людям цены нет, — сказал я председателю под впечатлением увиденного.

— Бригадир вот только плох… Можно, конечно, снять его, да заменить некем…

Возвращались мы в темноте, машину подбрасывало на колдобинах, заносило в стороны. Федор Степанович вел газик и мучился: застарелый радикулит терзал поясницу, заставлял напрягаться всем туловищем, а чтобы кочки меньше отдавались в пояснице, выгибался в спине, будто какая–то невидимая сила, затаившаяся под черным полушубком, покалывала его острием ножа. Временами мне казалось: он беззвучно вскрикивает от боли. Отдохнуть бы ему, полечиться, да где там, все некогда не до болячек.

А я сидел и думал: нет, не только умением хозяйствовать вывел он колхоз в передовые, в правофланговые, но и умением с людьми говорить, людей выслушивать. Ох как нелегко все это. Да, жилка хозяйственная должна быть, без нее руководитель лишь вспять может, повести хозяйство или на месте в середнячках годами топтаться. Но какая людям радость, если есть эта жилка, если каждую копеечку в рубль умеет превратить, но лишь в этом и смысл жизни видит, этому превращению подчиняет все: ни такта, ни чуткости, ни душевного тепла. Неуютно становится в коллективе, в селе, потому что все, — и доброе и плохое, — передается от одного к другому. Плохое разъединяет и разрушает, доброе — создает.

Вспомнил, как кинулся я после экстренного правленческого заседания председателя искать, а мне говорят: «Да он же членов правления, кто из дальних деревень, по домам повез». Да его ли это дело, подумалось мне тогда. Сейчас думаю: дело–то это пусть и не его, если исходить только из должностных обязанностей. Но мог ли глава семейства, хозяин, допустить, чтобы люди, с которыми он только что решал судьбу будущего урожая, от которых в конечном счете все зависит, топали пешим ходом добрых десять километров или попутный транспорт выжидали? Как–нибудь добрались бы, конечно, однако с иным настроением.

Всего лишь незначительный эпизод из жизни, наполненной куда более важными делами и свершениями, но когда суммируешь все, то и он какое–то место занимает если не в делах, то в отношении к делу, в том крестьянском старании, которым склонен объяснять успехи председатель.