Григорий Кобяков - Кони пьют из Керулена

Лувсан будет искать с нею новой встречи. Это она поняла по его глазам, которые горели темным пронизывающим огнем.

А она? Она тоже хотела встречи с Лувсаном. Она будет ждать ее. Человек всегда что-то должен ждать. Если перестанет ждать — он уже не живет, он лишь существует.

Но Алтан-Цэцэг боялась новой встречи. И потому решила: лучше, если встреча не состоится. И для нее, и для Лувсана.

Сладкой болью ныло сердце.

Утром, когда все еще спали, Алтан-Цэцэг собрала сонного Максимку и уехала с ним к бабушке на Керулен. Вроде убежала, спряталась.

Но уже к вечеру и, казалось, беспричинно, Алтан-Цэцэг затосковала. Не находя себе дела, пораньше легла спать. Но сон не приходил. Она лежала и слушала, как грустно вздыхала вечерняя степь за юртой, как. тревожно кричали на речке не улетевшие еще в теплые края турпаны, которых Максимка называл таганами. Крики их — «Га-га! Га-га!» — отрывистые, резкие и громкие были похожи на человеческие всхлипы. В них слышалась какая-то безмерная, неуемная печаль.

У очага сумерничали бабушка с Максимкой. Отблески пламени, падая на лица, делали их красновато-медными. Красные тени метались по юрте. В открытую дверь из-за порога несмело вползала ночь, расстилая по земляному полу прохладные струи воздуха.

Бабушка, слушая крики гаганов, покачивала седой головой, словно разговаривала с птицами. Но вот обернулась к Максимке, спросила:

— Ты знаешь, Русачок, почему так тоскливо и громко кричат гаганы?

— Не знаю, бабушка.

Старая Цэрэнлхам неторопливо набила трубку табаком, достала из печки уголек, прикурила. Трубка ее сначала стала попыхивать, а потом весело и тонко засвистела. Кверху потянулся жидкий кисловатый дымок.

— Раньше нас, батраков, темных и забитых людей, ламы пугали: к большому несчастью это — к мору и голоду. Но потом мы узнали: птицам просто не хочется расставаться с родиной. На чужбине не сладко…

— А где вы это узнали — в школе?

Цэрэнлхам долго курила. Потом, выколотив пепел из трубки, ответила:

— Нет, Русачок, не в школе. Простые люди в старое время учиться не могли. Все по-другому стало после революции, когда прогнали князей и лам. Народная власть стала учить всех аратов. Деда твоего выучила, маму учит…

— И меня будет учить?

— И тебя. Долго-долго. Сначала в своем городе, потом в Улан-Баторе, а если ты захочешь, то и в самой Москве.

— О! — восторженно воскликнул Максимка.

О том, — что есть на свете Москва, что есть на свете великая страна счастливых аратов — Максимка знал давно. И дедушка ему об этом рассказывал и мама.

— А вот мы не знали, — вздохнула бабушка, — ничего не знали, кроме юрты и степи… Думали: за дальними сопками и свету больше нет…

Старая Цэрэнлхам снова надолго замолчала. Максимка уже подумал, что бабушка задремала. Но она подняла голову и усмехнулась:

— В сороковом году я впервые увидела поезд. Паровоз мне показался огромной бочкой, набитой дымом и паром. Ни в одной юрте не могло скопиться сразу столько дыму и пару. И чудно было, что бегала эта бочка по железным полосам, настеленным на деревянные бревна. И еще чудней показалось, что из бочки выглядывал человек — русский парень…

Цэрэнлхам тихо рассмеялась. Рассмеялся и Максимка и тут же спросил:

— А кто такие князья и ламы?

Бабушка на миг растерялась. Росло и вступало в жизнь новое поколение, которое уже не знало таких обычных слов.

— Это злые, недобрые люди, — наконец нашлась бабушка, — обманщики и ленивцы… Работать не любили. На чужом горбу ехали.

— На верблюжьем?

— Да нет, на человеческом…

Максимка с недоумением поглядел на бабушку, а та тяжело поднялась и сказала:

— Поздно уже. Давай ложиться спать.

Через день высоко в небе появились две волшебные птицы Хангарид — юркие самолеты. Они, заполнив всю степь раскатистым гулом, прошли вверх по Керулену. Алтан-Цэцэг и Максимка долгими взглядами проводили самолеты. Прошло не более часа, как самолеты вернулись. Один из них сразу пролетел к городу, другой — снизился и сделал круг над бабушкиной юртой. Алтан-Цэцэг поняла: кружился Лувсан. Обрадованная и обеспокоенная, она помахала рукой самолету. Помахал и Максимка. Самолет в ответ покачал крыльями.

А потом чуть ли не каждый день самолет стал делать круги над юртой. Заслышав гул мотора, Максимка пулей вылетал из юрты и кричал: