— Признаки очень нехорошие, — перебил Самбу. — Температура, кашель, потеря аппетита, гнойное истечение из носа. Заметил?
— Если не верите мне, — обиделся Ванчарай, — то вызывайте ветврача из сельхозуправления.
— Норов свой ты мне, Ванчарай, не показывай, — грубовато и строго сказал Самбу. — Но если что случится…
— Угрожаете?
В узких глазах Ванчарая блеснули злые и холодные искры. Они не остались незамеченными Самбу.
— Пока — нет. Просто напоминаю, какой это табун и какая ответственность за него лежит на нас. Понимаешь ли это ты?
— Понимаю.
— Тогда немедленно поезжай туда и принимай все меры. И никуда не отлучайся.
…Весь следующий день для Самбу прошел в необъяснимо тревожном ожидании чего-то недоброго. Хотел даже съездить к Найдану, посмотреть, что там делает Ванчарай, — не удалось. Пришлось заниматься с заготовителями, приехавшими из аймачного центра, съездить на ферму, осмотреть свежие пастбища, вечером подписывать бухгалтерские бумаги. Поездку к Найдану отложил на утро.
Но ночью, перед рассветом, Самбу разбудил Найдан, прискакавший из степи.
— Беда, председатель! Лебедь и Орлик пали…
— Ванчарай — там? — сдерживая гнев, спросил Самбу.
— Нет Ванчарая.
— И не было?
— После того, как ты был, никто не приезжал.
Самбу яростно выругался и стал быстро одеваться.
— Еще три скакуна заболели…
Лицо Самбу окаменело.
— Худая болезнь пришла, председатель.
— Худые болезни сами не приходят, их привозят или приносят, — глухо сказал Самбу и стремительно вышел из юрты. За ним вышел Найдан.
— Что делать, председатель?
Самбу не ответил. Он пошел к конторе. Следом за ним направился Найдан. Но Самбу остановился и, круто обернувшись, спросил:
— В последние две недели, кроме Ванчарая, у тебя кто бывал?
Найдан подумал, вспоминая.
— Один раз парторг Жамбал приезжал, один раз бухгалтер Гомбо, два раза — ты, председатель. Четыре раза — Ванчарай. Все!
— Вот что, — Самбу помолчал, видимо, размышляя, что дальше делать, и сказал Найдану. — поезжай на стоянку и жди меня. Понял? Осмотри табун внимательно. Всех подозрительных скакунов отдели.
— Сделаю, председатель, — ответил Майдан и побежал к председательской юрте, где на привязи стояла его лошадь. А Самбу быстро зашагал в контору.
В конторе председатель застал уборщицу Дугоржап. Отправил ее искать Ванчарая. Только Дугоржап ушла, как за окном, у коновязи, послышалось фырканье лошадей и чьи-то голоса.
«Кто бы это мог в такую рань приехать? — подумал Самбу, вглядываясь в мерзлое окно, через которое ничего не было видно. — И с чем: с добром или худом?»
Вошли старшая доярка Цогзолма и телятница Дэнсма. По их лицам, растерянным и удрученным, Самбу понял, что явились они с худом. Тоскливо засосало под ложечкой, заныла фронтовая рана на плече: «Беда в одиночку не ходит. Одна за собой приводит другую».
— Ночью три коровы умерли, — почему-то шепотом произнесла Цогзолма. Она подошла к председательскому столу и положила на него шерстяные вязаные варежки и маленькую блестящую иглу.
Самбу в недоумении поднял глаза на Цогзолму, но та закрыла лицо руками и попятилась. Из-за спины старшей доярки выступила Дэнсма и быстро-быстро заговорила:
— Я видела, то есть, я ничего не видела… Ночью я просто вышла из юрты…
— Подожди, не торопись, — остановил Дэнсму председатель, — зачем вышла из юрты?
— Надо было, — смутилась Дэнсма.
— Не об этом я спрашиваю, — поморщился Самбу.
— И я не об этом..
— Рассказывай…
— Вышла я, стало быть, ночью. Лает собака и рвется к коровнику. Сторожа где-то нет. Спит, думаю. А собака лает. Испугалась: «Волки крадутся…» Схватила камень и давай колотить по железяке, что висит около юрты, отпугивать, стало быть, зверя. Потом слышу — конские копыта застучали и какая-то тень мелькнула в темноте. Кто был — не узнала. Затревожилась — подняла всех. Пошли в коровник. Коровы лежат, ноги им судорогой стягивает, а глаза у них тоскливые-тоскливые… Мы в слезы! Потом Цогзолма. пришла в себя да как закричит: «Несите молоко, отпаивать будем…».
Дэнсма перевела дыхание, смахнула слезу.
— Не могли отпоить. Одна за другой коровы умерли… Стали мы глядеть вокруг и нашли вот эти ванчараевские варежки и иголку от шприца. Может, и не Ванчарай был, в темноте не узнала, но варежки его. Я сама их осенью ему вязала. Думала, парень как парень, песни любил слушать и все такое…
— Хватит, — рубанул Самбу.
Читать дальше