Григорий Кобяков - Кони пьют из Керулена

Бывшая огневая позиция. У тех вон окопчиков мы встречали Катюшу. Еще дальше, в каких-нибудь трехстах метрах, мы встретили ее первый раз, когда она привезла спасенного Максима. Я вдруг вспомнил: у ее Воронка на лбу была белая симпатичная звездочка. Говорят, что человеческая память способна сохранять лишь самое главное. Ну, а звездочка — почему она не ушла из памяти? Не странно ли это?

Бывший склад боеприпасов. Сколько раз приходилось стоять здесь на часах. Вытоптанная тропинка вокруг склада, она до сих пор четко обозначена. Вспоминаю самый первый наряд на этот «чрезвычайно ответственный» и опасный пост и случай, смешной и грустный, который произошел со мной.

Стояла холодная и ветреная ночь. Небо застилали черные, с отблесками синевы, тучи. В черноте ночи кто-то полз, подбираясь к складу с боеприпасами. Один за другим, как требует Устав караульной службы, делаю два окрика: «Стой, кто идет?» — и щелкаю затвором, загоняя патрон в патронник. Окрики не остановили «диверсанта». Ползет, сволочь!

— Стой, стрелять буду! — и оглушительные выстрелы рвут ночь.

Через десять минут начальник караула гневно выговаривает мне:

— Эх ты, голова садовая, ползет. А кто «ползет» — гляди сюда! Клубок травы. Перекати-поле называется.

Налетел порыв ветра, и клубок, в который я стрелял, побежал с незнакомым мне шабарком.

— Слышишь: топочет… Прутики у него жесткие, как стальные спицы…

Идя в караулку, начкар продолжал беззлобно ворчать:

— Салаги. Котелки не луженые. Пока вылудишь — сколько крови попортишь… Теперь вот докладывай о «диверсанте». Весь дивизион хохотать будет…

«Салаги»… «Котелки не луженые…» Пожалуй, во все времена старослужащие называли так молодых, только начинающих службу солдат. Это не обидная, не оскорбительная кличка. Весь строй солдатской жизни, ее ритм направлены к тому, чтобы солдат был солдатом не только по названию.

Но это мы стали понимать примерно через три-четыре месяца. А в первые недели… Ох, какими длинными казались тогда дни! С раннего утра и до позднего вечера ты под командой. К вечеру ноги гудят. Перед вечерней поверкой в глаза хоть спички вставляй: закрываются да и только. Самая любимая команда для молодых — «Отбой!» Она — как ласковое слово матери…

Наивная мечта: «Вот бы подавить ухо минут шестьсот». Мой друг Николай Моцный как-то даже сказал: «Первое, что я сделаю после увольнения из армии — лягу и просплю трое суток.»

Короток солдатский сон. Кажется, только заснешь — дневальный петушком: «Подъем!» И ничего не сделаешь — отрывай голову от подушки, сбрасывай одеяло.

И пошевеливайся. Да так, чтобы через минуту в строю стоять. Хорошо, если у тебя сапоги — раз, раз! — и готово. А если обмотки… Крути-верти да из рук не выпускай. А то развернется, милая, и пока намотаешь ее, двухметровую ленту — в строи явишься последним. Старшина оторвет свои ясные очи. от часов, приподнимет бровь и ласково скажет:

— В час досуга мы с вами позанимаемся. Сыграем разиков пять «отбой — подъем».

Есть немало людей, которые почему-то думают, что солдатская жизнь — это сплошные тревоги, атаки, походы, стрельбы, караулы. Наивное заблуждение! Кроме всего того, что именуется боевой подготовкой, есть многое другое. Политическая учеба. Строевая подготовка. Занятия спортом. Чтение литературы. И есть в солдатской жизни самый обыкновенный прозаический и будничный труд. — Чистить картошку, например. Сколько я перечистил ее, да еще мороженой, да еще с твердой установкой старшины: «К ноль-ноль часам — по мешку на брата». Не шутка это — мешок ледяшек оскоблить. Целый день потом ноют стылые руки. Или полы мыть. Белье и портянки стирать. Дрова рубить и землю копать. Солдатские руки все должны уметь, даже «щи из топора варить». Если они чего-то не умеют, значит, это еще не солдатские руки.

А вот широкая дорога в столовую. Она до сих пор не заросла травой. Вышел на нее и невольно шаг сделался упругим, словно оказался в строю. Закрываю глаза, и чудится голос старшины Гончаренко: «Может, споем, хлопцы?»

Однажды охрипший от простуды Ласточкин не смог запеть. Ради шутки запел заряжающий Драницын, парень грубоватый и насмешливый.

— Отставить песню! — последовала команда.

Молча дошагали до землянки. Старшина остановил батарею.

— Красноармеец Драницын, выйти из строя.

Тот сделал три шага вперед, повернулся к батарее.