Григорий Кобяков - Кони пьют из Керулена

Долго потом помнил Ласточкин рукопашную схватку. Резким ударом приклада снизу вверх он отбил ножевой штык японца и, откинув назад свою винтовку, ударил врага в живот. Сначала что-то затрещало, будто холстину рывком разодрали, затем что-то хрустнуло. Ласточкин хотел выдернуть штык и не смог: большой и тяжелый японец ухватился за него мертвой хваткой и сам валился на Ласточкина. Сержант бросил винтовку и выхватил наган. И вовремя. В диком оскале разинув рот, к нему бежал еще один самурай. Ласточкин выстрелил. Самурай споткнулся и стал царапать пальцами песок.

— Дорогая Алтан, а вы помните сержанта Ласточкина? Он всегда первым выводил встречать вас…

— Первым выходил Максим, — возразила Алтан-Цэцэг и добавила: — сын и инженер Ласточкин приглашают в гости. Но я, к сожалению, не могу поехать сейчас. Отпуск мой кончился и пора приниматься за работу. Позднее непременно съезжу. Осенью вызовут с отчетом в Министерство сельского хозяйства или в Академию наук, вот и заверну из Улан-Батора в Дархан, там совсем недалеко.

— Ну, а я съезжу сейчас, вдруг пришла ко мне счастливая мысль, и я стал подсчитывать оставшиеся дни. Выходило, что временем я еще располагал.

Есть города с завидной и счастливой судьбой: со дня рождения, с первого заложенного камня к ним приходит широкая известность и громкая слава. У нас такие — Братск, Дивногорск, Тольятти. В Монголии — Дархан.

Еще на Керулене, в далекой степной юрте, старый чабан, рассказывая о своей семье, с нескрываемой гордостью сказал мне:

— Старший сын строит Дархан.

— Как, ты не был в Дархане? — не то с удивлением, не то с сожалением спросил меня в Баин-Тумэни журналист Голбодрах и тут же сделал вывод: — Значит, ты не видел еще новой Монголии и новых людей не видел.

— Несколько высокопарно, — заметила Алтан-Цэцэг, свидетельница нашего разговора, — но в общем-то верно. Дархан — это живая легенда, которая сегодня рождается на нашей древней земле.

Но разве эта преображаемая — степь не новая Монголия?'

Разве люди, которые выращивают пшеницу и ячмень, водят тракторы и комбайны, сажают цветы и яблони, мечтают о будущем и делают это будущее — не новые люди?

А ты, дорогая Алтан-Цэцэг, разве не из этого славного племени?

А все это, вместе взятое, — разве не живая легенда?

Но Дархан, Дархан… Коль так много говорят о нем, значит, там уже сейчас есть что-то такое, чего нет в другом месте. И во мне все сильнее росло желание обязательно побывать в этом городе юности и дружбы, в городе, который в недалеком будущем станет индустриально-энергетическим сердцем страны.

Сегодня, узнав, что в Дархане рядом с Максимом — сыном моего друга — живет и работает сержант Ласточкин, я понял: нельзя мне откладывать свою встречу ни с новым, рождающимся городом, ни с Максимом, ни с Андреем Ласточкиным.

— Да, я поеду в Дархан, — решительно сказал я Алтан-Цэцэг.

— Поезжайте, — ответила Алтан-Цэцэг, — сын будет рад встрече. И сержант Ласточкин будет рад. Если время позволит, то в Улан-Баторе можете встретиться с моей подругой Тулгой, она теперь заслуженная учительница республики, и с молодым хирургом, приемным сыном старого Жамбала — Очирбатом-Ледневым. Адреса я дам.

Мне захотелось побывать и в Улан-Баторе. Столицу Монголии я помнил по сороковому году. Тогда этот город был еще «войлочным». В чудесной долине Толы немногочисленные каменные здания, их, пожалуй, на пальцах можно было пересчитать — окружало море юрт. Юрты торчали по берегам реки, по склонам гор, как большие болотные кочки.

Но и тогда город мне понравился, особенно его окрестности, с крутолобыми сопками, с сосновыми борами. Подъезжая к нему, я испытывал примерно то же, что и известный русский географ и путешественник Петр Козлов:

«Меня неудержимо тянуло молитвенное небо, открывавшее вид на священную девственную гору Урги, жемчужину Монголии — Богдо-Ула! Увидев ее, я невольно пришел в восхищение и подумал: «Который раз уже я вижу и любуюсь тобой… бесконечно долго смотрю на твою таинственную, строгую красоту, на твой горделивый девственный наряд»

Каким же теперь ты стал, Улан-Батор?

— Когда отсюда идет самолет? — спросил я у Алтан-Цэцэг.

— Вы хотели пожить у нас. Стоит ли так торопиться?

— Не обижайтесь, дорогая Алтан. Но торопиться стоит. Меня ведь тоже ждет, работа. А если я не встречусь с Максимом, с Тулгой, с Очирбатом-Ледневым, с Андреем Ласточкиным — я многое потеряю. Поймите это и простите.