Лев Черепанов: Горбатые мили

К причальной стенке подошел мужчина, тоже высоченный, как Назар, только значительно старше. Потоптался.

Он явно выбился из сил. Уже одним своим видом взывал к сочувствию.

— Как будто… плывет! — сказал Назар о «Тафуине». — Не находите?

Тот, что стоял с ним рядом покачиваясь, не вымолвил ни слова.

— Вы из экипажа? — спросил его Назар, уловив созвучие в названии кормовой мачты с русским словом: бизань — п о з а д и. На ней кто-то поднял для просушки пожарные шланги. Носовая несла на рее флаги чрезвычайного предупреждения.

— Была у меня морока в поликлинике. Уговаривал терапевта: «Родной, я на женскую должность иду. Прачкой. Не верю, что не сделаете мне скидку».

— Вам осточертело на берегу? Больше не можете?..

Незнакомец представился не сразу. Попристальней присмотрелся к Назару: тот ли, кого столько искал, — исходил базу вдоль и поперек.

— Кузьма Никодимыч. — Тотчас уткнулся в ладонь. Наклонился, отвернулся и протяжно так, словно что-то приключилось у него с горлом, сухость или еще что: «Х-мм».

— В вашем возрасте, извините, в са-мый раз тешить внучат. Вполне, думаю.

Какой прок от спора? Кузьма Никодимыч кивнул стриженой шишкастой головой, ощутив, словно кто-то сжал ему горло. Поперхнулся, дернул длинный конец галстука вниз.

— К сыну я… — Вложил два пальца за воротник. — К нему ехал. А он знаете где? О-хо-хо!

Рядом снижалась клуша. Кузьма Никодимыч невольно пригнулся. У него оттого обнажилась чуть не до ключицы шея, чего не пропустил Назар, уставился в нее, сознавая, что нельзя так, надо побыстрей отвести взгляд. А Кузьма Никодимыч вроде ничего такого не испытывал, рассматривал металлическую опору с парой прожекторов, цех рыболовных снастей, гладкие бетонные колонны:

— …Тут уже рейс на носу. Не до Венки. Отстанет. Так ведь?

— Что?.. — насторожился Назар. — Мы же с ним на баркентине общались в конце дня! Вдвоем!..

На лбу у Кузьмы Никодимыча заблестел пот — маленькие бисеринки. Что-то сказал про милицию. Только к чему?

— В стороночку. В сто-р-роночку!

На Назара и Кузьму Никодимыча надвинулись одетые в комбинезоны с болтающимися противогазами. За ними следом шел брюнет руководящего вида, еще молодой, а уже с брюшком, отирал платком взмокший затылок и внушал нагруженному порожними кулями почти без желания. Выталкивал из себя слова:

— У моряков… все, что выше пояса, — это… грудь.

«Где-то уже сходились наши пути?.. — силился припомнить Назар. — А-аа, вчера же! Ну! Этот, чувствительный… завидовал, как шиковал Венка. Сугубо сухопутный тоже здесь! А этот еще!.. Поэт мирного сосуществования в бушлате с чужого плеча. Уже с синяком под глазом? Все, выходит, надумали отправиться с нами. Ком-пания!..»

— Я говорю, строжайше соблюдать условия. Если что-то не то… Только заподозрите, я говорю. Какую-нибудь опасность. Малейшую. В таком разе… — гундосил брюнет. На что не требовалось тратить много времени: где следовало положить кули, — он употребил минут двадцать. — Я говорю, действуйте. Без тактики с нашей стороны все потравленные крысы поразбегутся, залезут подальше, за переборки, в щели какие-нибудь, потом протухнут, вам же придется, я говорю, лазать-шарить: где там они, получается…

На ошвартованном возле «Тафуина» среднем рыболовном траулере никогда не слыхали об этом, что ли?

— В какую воду кули кунать? В пресную?

«Смотри-ка ты! — вдруг испугался Назар. — Пожарный рукав на кормовой мачте. А сигнальные предупредительные флаги? Что они означают? По порядку, сверху… Прямоугольный с ядовито-желтыми поперечными полосами? Такой же формы бело-синий? За ним — поменьше, красно-бело-синий треугольник?»

По ним всякий более или менее умеющий устанавливать связи между предметами и явлениями мог догадаться, почему экипаж сгрузил все съестные припасы на берег и сам поселился тут по-бивачному, в палатках.

В милиции Назару с Кузьмой Никодимычем не повезло. Лучше бы им сразу пройти к начальнику.

— У вас содержится… в вытрезвителе наш матрос. Очень нужный в рейсе. Незаменимый, — попробовал втолковать дежурному Назар. — А это его отец.

— Выходит, в семье у них не так, как должно быть. Гражданин!..

— Не надо, — расстроенно попросил Назар.

— Ну, товарищ. Подумаешь, велика разница!

Зазвонил телефон. Дежурный бросился к нему во весь дух и, став во фронт, преобразился до неузнаваемости. Подтянулся.

— Слушаю! — выкрикнул. А потом сделался свойским. — Это ты!.. Что? Пищу арестованным? Как не в чего положить?