Петровна упрямо перебила Катерину:
— Сама себя жизни решу… Руки на себя наложу!.. Только не пойду я на это…
— А я не хочу, Настенька, чтобы ты пошла на это… Ты не на себя руки-то накладывай, а на него… на рыжего своего наложи… Себя-то зачем губить?
— Что делать — ума не приложу, — растерянно проговорила Петровна.
— А кто же за нас, баб, приложит свой ум? — уже сурово спросила Катерина, хватая за руки Петровну и заглядывая ей в глаза, в которых вновь появились слезы. — Кто? Я тебя спрашиваю, Настя! Ну, кто?.. Наш староста? Городское начальство? Нет, Настенька. Никто за нас не заступится и никто нам не поможет. Сами мы должны отвадить варнаков… от их подлых повадок. Поняла? Сами…
Петровна вздохнула.
— Ведь ты подумай-ка, Настя, что они делают, — гневно продолжала Катерина. — Скобов-то двух своих снох подсунул гулевану. Третью не успел, другие мужики перебили у него гулевана. Всех трех сыновей отослал на пашню, а сам тут гулянку затеял, старый варнак… До чего же, значит, довела его жадность к деньгам да к кумачу приискателя, а? — Катерина плюнула в сторону. — Тьфу, старый лиходей.
Она опять схватила Петровну за руки и, заглядывая в ее потупленные глаза, зашептала:
— Чего же нам-то жалеть таких псов? Себя надо пожалеть, Настя, себя! Других баб пожалеть надо… которых еще не опоганили. Ну!.. Что молчишь-то, Настенька?
— Ума не приложу, — повторяла совсем растерявшаяся Петровна.
А Катерина, сверкая черными и злыми глазами, шептала ей на ухо:
— Потолкуй с Зинкой Будинской — приложишь!.. Говорю тебе: никто нам, бабам, не поможет. За людей ведь нас не считают. Чего их жалеть? Потолкуй… Поможет Зинка-то… Выручит! Ей-богу!.. Мне она присоветовала… И тебе поможет… Отучить надо варнаков от изгальства… А то весь век будут измываться над нами… Вот увидишь!
От этих слов у Петровны лицо запылало, сердце перестало биться.
Посмотрела она удивленными глазами на соседку, но ничего не ответила.
Повертелась Катерина еще немного около Петровны, помолчала и шмыгнула из двора домой.
А Петровна вышла из пригона и, остановившись на заднем дворе, долго смотрела через изгородь в ночную тьму.
Вдруг по ту сторону изгороди вырос человек. Оперся руками о балясину, тихо окликнул:
— Петровна?
— Я!
Кинулась Петровна к изгороди, повисла на шее у Степана. Шептала:
— Степа!.. Родимый мой!.. Каждый вечер ждала тебя, все глаза проглядела… Степа!.. Где же ты был?
— С дедом Никитой в бане жил. У Еремеевых… Боялся на людях показываться…
Петровна схватила его за руки.
— Болезный мой!.. Что будем делать-то?
— Ухожу я, — ответил Степан, обнимая ее за плечи.
— Куда?
— В волость. Поживу там… А дальше видно будет…
Замолчали оба, задумались. Петровну лихорадило.
Поняла она, что не в волость идет Степан. Знала, что нечего делать Степану в волости. Одна ему дорога — бродяжить. Поняла все это и обомлела от горя. Оборвалось что-то в груди ее. На миг в глазах потемнело. Кое-как пришла в себя и еще раз тихо спросила Степана:
— А дальше-то что, Степа?
Степан вздохнул:
— Может быть, бродяжить уйду.
Задыхаясь, Петровна зашептала:
— Не надо!.. Ради истинного… Родимый мой!.. Ступай в волость! Болезный мой!.. Сокол ясный!.. В волости оставайся, Степа, в волости…
— А потом? — спросил Степан, раздумывая.
— Жди весточку… с попутчиками… Непременно жди!.. Коли скажут: Петровна поклон шлет — возворачивайся обратно сюда. Беспременно! Слышишь?
— Ладно, — сказал Степан, раздумывая и взвешивая предложение Петровны.
Прильнула Петровна горячими губами к лицу Степана.
Целовала и приговаривала:
— Жди… беспременно… Возворачивайся, когда весточку подам… Болезный… Сокол… А сейчас уходи… как бы не заметил кто…
Оторвалась. Понеслась обратно во двор.
А утром, чуть свет, когда спали еще Филат и старуха, Петровна стояла на задах будинского двора — с женой Будянского шепталась:
— Извелась я, Зинушка! Костью стал в горле… Филат… рыжая собака… Либо на себя руки накладывай… либо…
У Зинки сухое, морщинистое и горбоносое лицо в улыбку скривилось.
— Почему на себя? Дурные вы, бабы… Дуры!
— Не знаю, Зинушка… Сама не знаю, что мне делать? Научи!
— Надо что-нибудь зробить! — насмешливо проговорила Зинка. — Парень-то ушел? Степан-то…
— Ох… ушел! Сердечушко мое… Помоги, Зинушка! Присоветуй!
Читать дальше