Феоктист Березовский - Бабьи тропы

Вскоре и сам Филат приехал в село со своей матерью на паре добрых лошадей, запряженных в хорошую телегу.

Остановился он у своих родственников Шерстобитовых.

А вечером заявился в кособокую избу Настиной матери. Вместе с ним пришли его мать и сваха со своим мужем.

Вызвали Настю, послав за ней сестренку ее, Груньку.

Настя пришла, не зная, зачем зовет ее мать.

Вошла в избу и обмерла.

В переднем углу, под образами, сидели за столом Шерстобитовы и чужие гости из другого села: сухопарый костистый мужик с рыжей копной волос на голове, с такой же рыжей и клочковатой бородой, с узенькими серыми глазами и толстым носом и седеющая, но еще крепкая старушка в темненьком ситцевом платье, повязанная таким же темным платочком. На вид мужику было лет тридцать. Одет он был в белую посконную рубаху и синие холщовые порты.

Настя сразу догадалась, что рыжий мужик — это и есть ее суженый, а старушка — его мать.

Стояла она тогда у порога, потупив глаза, и чувствовала, что не в силах поздороваться, не в силах рот открыть.

А мать ее, стоявшая перед столом, подперев правой рукой подбородок и опершись локтем на левую руку, сказала, улыбаясь, гостям:

— Ну, вот, это и есть моя доченька. Это и есть моя красавица.

Потом обратилась к дочке:

— Подойди, Настенька, к столу. Поклонись гостям, поздоровайся.

Когда пылающая всем лицом Настя подошла и молча отвесила всем гостям по поклону, мать, указывая рукой на рыжего мужика, сказала:

— Вот это, Настенька, тот самый Филат Григорьевич Косогов, про которого я говорила тебе. А это его матушка.

Что было дальше в тот вечер, Настя почти и не помнила теперь. Настоящее сватовство происходило уже без нее, когда она ушла обратно к своим хозяевам.

А ночью Настя прибежала к матери, кинулась ей в ноги и зарыдала:

— Маменька, не отдавай меня! Маменька, не губи! Родимая, пожалей меня!..

Мать долго уговаривала ее:

— Чем же он не мил-то тебе? Доченька, болезная моя… Чем? По виду человек он смирный, обходительный. Хозяйство вон какое у него! А главное — бездетный. Будешь ты жить у него, как сыр в масле. А помрет старуха — все будет в твоих руках. Ведь это счастье тебе посылает господь!

Настя плакала навзрыд, умоляла не отдавать ее за Филата:

— Старый он… рыжий… Не хочу за него! Маменька!.. Родимая… Не отдавай… не губи…

Вместе с ней плакала и мать, продолжая уговаривать ее.

Так до зари и просидели они обе в слезах.

А на рассвете мать вдруг замолчала, потом сурово заговорила с дочерью:

— Что мне — солить вас, девок? Ужо стерпится, слюбится. Я за твоего отца тоже без большой охоты выходила. Иди к хозяевам, поспи немного… После скажешь им: ухожу, мол, с вашей работы… Замуж, мол, выхожу.

На другой день, поутру, пришли к ним мать Филата и сваха с подарками для невесты и для ее матери.

Позднее Настя узнала, что при поряде мать ее выговорила с Филата, кроме подарков, привезенных им тогда для новой жены, еще и себе: одно ситцевое платье, одну рубаху да пять рублей деньгами.

Филат и его мать охотно пошли на все расходы. Уж очень понравилась им крепкая да статная девушка с большими черными глазами.

Поутру Настю обрядили в кумачовый сарафан и в городские, подаренные женихом, башмаки и отвели с Филатом в церковь. После обедни поп быстро повенчал их.

Вечером в доме Шерстобитовых отпраздновали свадьбу.

А рано утром следующего дня Настя уехала в Кабурлы навсегда.

Вместе с ней Филат уводил из села купленную им бурую, с огромным выменем корову, которую приглядела здесь его мать.

Так началась у Насти новая жизнь, казалось, самое тяжелое осталось позади. Но злодейка судьба не отставала от Насти.

Миновало еще три года.

И вдруг, неожиданно, пришли вести из родного села: в одну неделю умерла ее мать и утонула в реке ее младшая сестра Грунька, а старшая сестра Палашка сошлась с каким-то проезжим горожанином, и тот увез ее неизвестно куда.

Совсем осиротела Настя.

И вот сейчас, когда она сидела на своей кровати в доме Филата, мелькнули перед ее глазами картины прошлой жизни, и с ужасом почувствовала она, что некуда ей деваться, крепко прикована она к дому Филата; не разбить Степану ее бабьих цепей.

Ушла бы она со Степаном куда глаза глядят, да ведь в первом же селе схватят ее и к мужу по этапу, как водят арестантов, вернут… Смириться надо. Пасть на колени, как свекровь советует, просить у Филата прощения.

А старуха все ворчит и ласково понукает:

— Слышь, Настя? Может, простит муж-то… а?