Альберт Мифтахутдинов - Головы моих друзей

С каждым переходом от точки к точке, с каждым километром образцов становится все больше и больше, рюкзак все тяжелей. Мы идем на восток, потом на север, потом на запад, потом на юг и на базу.

Тихо. Уходит ветер, спотыкаясь, гасит случайные костры. А солнце не уходит за горизонт. Оно перекатывается по острым гребням гор. Оно плавно катится по сопкам. И похоже на новенький желтый детский мячик. Мы идем вслед за ним. Лезем на высоченные вершины, пробираемся через стланиковые джунгли склонов, прыгаем с камня на камень, форсируя ручьи. Такие пейзажи даже присниться не могут — это надо видеть наяву. Никогда бы не подумал, что Центральная Чукотка столь красива. Тут бы лагерь организовать пионерский, а не ходить в маршруты!

…В правой руке у Жоры — геологический молоток, на согнутой левой лежат образцы, он прижимает их к телу крепко, чтобы они не упали, потому что лежат они в строгой последовательности тех точек, откуда мы их брали. На поясе у него болтается револьвер в тяжелой кобуре. Это на случай самообороны, если лютый зверь застанет нас врасплох. Я таскаю карабин, калибра 8,2 на случай охоты, но нападать на нас никто не собирается, а разная дичь ходит, курлычет, мяукает и хрипит вокруг… но не попадается на мушку.

Жора осторожно несет камни. На привале мы будем отбирать образцы, Жора их будет описывать, я на каждый камень наклею кусок лейкопластыря, поставлю номер и положу в рюкзак. И мы пойдем дальше.

О камнях Жора Старцев может говорить до бесконечности.

Мы разжигаем костер на берегу большого ручья. До нас тут костров не жгли. Хорошо быть первым. Первым разжигать костер, первым срывать цветок на отметке тысяча пятьдесят метров, первым прокладывать маршрут, первым слушать тишину на перевале.

— Я и люблю только такую тундру, — говорит Жора Старцев, мой геолог. — А то, бывает, идешь, наткнешься на ржавую консервную банку, сразу настроение портится.

Возвращаемся на базу поздней ночью. Но какая это ночь, если полярное солнце светит вовсю, ветер где-то угомонился в распадке, а теплая тишина как будто ожидает первых петухов.

Ребята оставили нам картошку, колбасу и компот.

Жора включает транзистор, и мы ужинаем. Милый женский голос сообщает, что в Японии жарко, что «дак-дакс» разучили новый шлягер «Еще одну кружку пива».

Забираемся в спальные мешки и намечаем план на завтра.

Завтра Сергей Рожков, наш радист, возьмет пачку писем, оставленных ребятами на базе, и поплывет вниз по Пеледону до Ламутска. Там он бросит почту, возьмет лошадей и через три дня пригонит их на базу. У нас шесть лошадей — это вся наша техника.

Завтра снова маршрут. Завтра снова перед сном я буду вспоминать хорошие сказки. Может быть, среди них будет и о море, ведь Большой Пеледон впадает в мое море.

Возможно, мы здесь что-нибудь найдем, что-нибудь откроем. И на берега Пеледона придут люди. И без всякого труда будут ходить и ездить по тем местам, по которым сейчас лазим мы.

Жора выключает транзистор. Нас в палатке двое. Между нашими спальными мешками примостился Бич. Он тревожно дергается во сне. Лапы у Бича теплые, как руки…

Маршрут третий, в котором читатель познакомится с основной техникой полевой партии.

В регистрационной книге Мальчик отстоял от Венеры на восемь номеров, а если считать его однолетку Матроса, то Мальчик был на семь лет старше Венеры. Семь лет и для человека много, а для лошади много очень.

Они любили друг друга. Это видели все.

Они никогда не разлучались. Только однажды новый каюр взял себе трех лошадей, разлучив Мальчика и Венеру. На ночевке стреноженный Мальчик пропал. Его нашли на стоянке промывальщиков за 18 километров от нашей. Мальчик стоял, положив голову на крутую черную шею красавицы Венеры. Венера — черная гладкая кобылица в белых чулках и с белой звездой на лбу. Она шевелила теплыми нежными губами, что-то шептала ему. Он слушал, закрыв глаза. Больше мы не разлучали Мальчика и Венеру.

Мы увели их на свою стоянку.

Мальчик идет, понурив голову. Когда смотришь в его глаза — мороз идет по коже. У Мальчика глаза пожилого мужчины. Вот почему он идет, понурив голову. Венера — его последняя любовь. Венера вышагивает, как женщина, которая знает, что на нее смотрят. Наверное, Венера большая грешница, но пока есть Мальчик с его печальными, глазами — Венера будет ему верна.

Кроме них, у нас еще Серый и Богатырь — серьезные степенные кони; крашеная пожилая блондинка Тайга, седая, с желтыми подпалинами на боках. И еще — последний по счету, но не по важности — конь Ганнибал — бандит, тихий негодяй, ворюга с неисправимой биографией, рецидивист, которого собственная репутация давно уже не волнует.