Георге Георгиу: Возвращение к любви

— Спасибо, Максим… — Станчу с жаром пожал ему руку. — Если бы ты не сказал мне тогда об Анне, о том, что из-за меня она хочет уехать, — именно так понял я тебя, и это была правда. Если бы ты не пришел с этим, Максим, ко мне, — повторил он упавшим голосом, обращаясь также к Карагеорге, — в моей душе не возникла бы потребность в этой исповеди. Лежа в больнице, я имел достаточно свободного времени, чтобы распутать в себе весь клубок.

— Да брось, дружище, — с некоторым стеснением ответил Мога. — Поедешь с нами? Перекусим вместе, поболтаем…

— Отлично, — одобрил Карагеорге. — В кругу друзей все неприятное забывается быстрее.

Станчу печально покачал головой:

— Спасибо, я еще не совсем хорошо себя чувствую. Встретимся непременно, но в другой раз.

Он попрощался и медленно зашагал по главной улице. Домой его не тянуло, но и в Пояне ему вроде было уже нечего делать.

— Сколько противоречий в одном человеке! — задумчиво сказал Георге Карагеорге, глядя вслед Станчу, который удалялся, втянув голову в плечи словно от холода, хотя мороз не чувствовался. — Мне казалось, что он давно уже покончил с любовными переживаниями, не первый ведь год с ним знакомы. И вот вам, пожалуйста! Хотя удивляться все-таки нечему: человек он и порядочный, и душевный.

— Вот именно, — согласился Мога. — Такому можно верить, как самому себе.

Они расстались как старые, добрые друзья. Мога двинулся по главной улице к столовой. Проходя мимо магазина хозтоваров, он увидел сквозь витрину Виктора Станчу. И тоже вошел, хотя не собирался что-нибудь покупать.

Станчу ему обрадовался.

— Хорошо, что ты подоспел, — сказал он. — Тебе нравится вон тот электрический камин? Собираюсь его купить. Поставлю его в своей комнате, в «музее», как называют ее дети. Буду включать по вечерам, греться… — Станчу нажал выключатель; две красные лампочки, установленные под имитацией дров, догорающих на колоснике, создавали впечатление, будто в камине тлеет слабый огонь.

— Симпатичная штука, — сказал Мога. Он всегда был равнодушен к вещам, но в глазах Станчу читался живой интерес, и Максим не стал портить ему настроения.

— Весной найду мастера, чтобы поставил у меня настоящий камин, — объявил Станчу все тем же тихим голосом. — И будем собираться у меня на посиделки. В камине будут потрескивать дрова, а мы — вспоминать былое… Что скажешь? — спросил он с грустной улыбкой. — У живого огонька человеку не так одиноко…

— Одиночество тоже порой приятно, Виктор, — добродушно сказал Мога. — Тебе это, надо думать, известно.

— Добро! — махнул Станчу рукой, словно соглашаясь с Максимом; на самом деле он обращался уже к продавцу. — Беру камин. Вот этот, я его уже проверил, — добавил он, видя, что тот намерен отпустить ему прибор в упаковке.

Максим Мога предоставил ему рассчитываться за покупку и вышел. Эта встреча вновь пробудила в нем сомнения: жива ли еще в душе Виктора страсть к вещам? Или он просто не знает, чем заполнить пустоту?

В конторе Адела сразу доложила, что был товарищ Томша, спрашивал Максима Дмитриевича. Узнав, что он на заседании бюро, Томша просил передать, что заглянет на следующий день.

Максим Мога заметил, что девушка изо всех сил старается говорить спокойно, но губы у нее дрожат, глаза выдают глубокую печаль. После того как Томша женился, Адела совершенно изменилась. Погасли в глазах искорки, лицо вытянулось; ходить она стала сгорбившись, словно несла на плечах тяжкую ношу. И еще стала надевать темно-коричневый костюм, от которого ее лицо казалось землистым. Адела была образцовой секретаршей, Максим не мог ею нахвалиться. И он от души сожалел, что на ее долю не выпало желанное счастье.

Значит, Томша вернулся! Отлично! Он набрал номер Кэлиману и, к своей удаче, застал его в кабинете.

— Вернулся Томша, — довольно сообщил ему Мога.

— С нас, значит, причитается, — тихо рассмеялся Кэлиману. — Какая у вас программа на после обеда?

— Поеду в Селиште. Олару привез специалиста — сделать промеры Улука. Оттуда загляну к Штефану Войнику. Приглашал еще с осени, обещал угостить орехами на меду. Не поедете ли со мной?

— К сожалению, не смогу, занят. В другой раз.

Затем Мога по обыкновению пригласил к себе Иона Пэтруца и тоже предупредил, что после обеда его не будет.

— Появился Томша, — сказал Пэтруц.

— Знаю. Адела уже докладывала.

— И еще: в шесть часов вечера ты должен быть на месте. Пойдем все к Анне — поздравить ее. Такой день в жизни человека выпадает только один раз. Только один! — подчеркнул Пэтруц, словно Максима следовало убедить.