Альберт Мифтахутдинов - Закон полярных путешествий - Рассказы о Чукотке

Кошкин вертел в руках чашеобразный кусок базальта, покрытый черным лишайником, и думал, что неплохо бы приспособить этот камень под пепельницу или подарить кому-нибудь — подарок оригинальный, такого ни у кого нет.

А Кергенто тревожно всматривался в лицо Кошкина, ему казалось, что веснушек на его лице стало больше. Наверное, это от солнца, от весны, думал старик. И еще ему лезли в голову странные мысли о том, что вот у него, Кергенто, таких веснушек не было, даже в молодости. И злость медленно заливала стариковское сердце.

— Нет, — твердо сказал Кошкин. — Одни мы не уедем.

— Надо ехать, — бубнил старик.

— Если ты любишь Машу и свою внучку, они поедут с нами. Им же никто не сделает плохо, ты же знаешь.

— Уезжайте, — сказал старик. — Не надо трогать Машу. Мы сами.

И они снова надолго замолчали.

Кошкин приподнялся.

— А помнишь, Кергенто, семь лет назад у тебя умер сын?

— Ыхх… — выдохнул Кергенто.

— Он родился, и вы не хотели везти его в больницу к нашему доктору. Это все шаман, твой отец. Лильи не простит тебе, если что-нибудь случится с его ребенком.

— Ыхх… — задохнулся Кергенто.

— Он был совсем маленький… и это ты его убил, Кергенто, и твой отец.

— Ыххх…

Старик вскочил с нарты, и в его руке блеснул нож. Он сделал вперед два мягких шага. Захолодело у Кошкина где-то в пояснице.

— На, — сухо сказал Кошкин и протянул ему камень. — Наточи.

Старик застыл.

Кошкин снял пояс и протянул ему:

— И мой нож тоже… дорога длинная, будем резать железные банки.

Капли пота струились по лицу Кергенто.

Он поднял глаза. Кошкин улыбался.

Старик съежился.

Кошкин повернулся к нему спиной, постоял так секундой больше, чем нужно, и медленно пошел к ярангам.

Повалился старик в снег, плевался и плакал, как никогда не плакал в молодости.

…В поселок поехали все. Кошкин, старик, Маша с ребенком, Лильи и Кузнецов.

Через десять дней Машу выписали из больницы и в сельсовете регистрировали ребенка. Девочка была крепкой и удивительно спокойной.

Кузнецов суетился, старательно заворачивал в мех баночки с соками и детским питанием и который раз предупреждал механика, чтобы не заморозили дефицит.

— Как дочку назовем, Лильи? — спросил Кошкин.

— Ко-о… не знаю…

— А где она родилась? Как место-то называется? — спросил Кузнецов.

— Тундра, — засмеялся Кошкин. — Речка Северная, приток Эргувеем, там в это время стояла их бригада.

— Северная, — повторил Кузнецов.

— Се…ве…ри…на… — засмеялся Кошкин. — Северина, Северинка, Севериночка.

Всем понравилось новое имя.

— А по отчеству? Дай паспорт, Лильи!

В паспорте стояло — «Лильи». Имени, отчества нет.

— Я не хочу этот паспорт, — сказал Лильи. — Я хочу имя.

Кузнецов удивленно вертел в руках паспорт Лильи. Он не знал, что в тундре никогда не было отчеств и фамилий, только имена.

— Мы дадим тебе новый паспорт, — решительно сказал доктор. — Какое ты хочешь имя?

— Ко-о… не знаю… — сказал Лильи и обвел растерянным взглядом всех присутствующих.

Все молчали.

— А как тебя звать, Кошкин? — спросил Лильи.

У Кошкина комок подступил к горлу.

— Сергеем… мать нарекла.

— Пиши! — решительно сказал Лильи. — Пиши: Сер-гей!

— Северина Сергеевна, — тихо сказала Маша. — Ни-чиво-о…

— Ты узнаешь меня? — спросил я Катю Вэен. Она внимательно посмотрела.

— Да,— улыбнулась, — это ты тогда, давно-о, зарезал мою сестру Омрынаут…

— Узнала, — обрадовался я.

Мы обнялись.

Дорога на мыс Сердце-Камень длинна и неуютна. Трудная, можно сказать, дорога. Потому что дороги нет.

Скоро придет Большое Солнце. Месяца через полтора. А сейчас мартовский день стыл, и яркий снег слепит глаза.

Я беру две пары светозащитных очков. В дороге случается всякое, а конъюнктивит нам вовсе ни к чему.

Наш поселок на берегу Ледовитого океана: все дома — в одну линию. От каждого дома до океана несколько шагов. Все окна домов выходят в океан. У нас в поселке одна линия домов, всего одна улица, и она не имеет названия.

На правлении председатель колхоза в который раз спрашивает:

— Как улицу-то назовем?

Все молчат.

— Вот в других поселках есть улицы, а у нас?

Мы молчим. Ждем, когда будет выстроена вторая линия домов. Но второй линии нет. Все новые дома по-прежнему строятся в ряд, потому что все новые жильцы хотят, чтобы и их окна смотрели в океан.

Председатель старается, чтобы у нас было как на материке. Даже чтобы голуби были. Он очень скучает по своей Брянщине, или Орловщине, или не знаю уж по чему еще…