Через час были на виду у поселка. Две другие байдары шли медленней — к каждой в воде была приторочена туша моржа, им идти тяжелей.
Байдару усталые охотники вытаскивали на берег по пых-пыхам — надутым нерпичьим мешкам, это только с виду она такая легкая, а здесь понадобилась помощь прибежавших на берег добровольцев.
Люди помогали выносить на берег снаряжение, добычу, вытаскивали байдару. Взвалили ее, не торопясь, на плечи и понесли к стоякам.
— Это тебе, — кинул Мухину две утки Росхи.
— Хо-ро-шо! — засмеялся Киу и бросил Мухину в рюкзак еще одну — свою.
Рабочие, зацепив крюками куски моржатины, потащили мясо в склад, а охотники направились домой. Двух других моржей будут разделывать женщины, они тоже здесь на берегу, — довольные, смеются.
— Будем чай пить, — сказал Росхи, и все втроем пошли вверх по тропинке в одинокий домик старого охотника.
Небо затянулось как-то сразу, потемнело, пошел легкий пушистый снежок. Начинался шторм.
«Вот уж жена удивится», — думал Мухин, относя уток в коридор, в холодное место, пока старики возились с печью и льдом.
…Все так и было. Пурга за окном. Небрежно брошенные утки. Вздох удивления.
— От тебя всего можно ожидать… я знаю… — тихо сказала жена. — Я даже боюсь…
— Вот если б крокодила принес, — усмехнулся он.
— Крокодилов я не ем… не хочу…
— Ну и зря. Я пробовал. Крокодилье рагу в пальмовых листьях, пекут на костре… Еще когда ходил на Фиджи, с нашими гидрографами…
— Не надо, — умоляюще прошептала она и, тяжело неся свое тело, пошла на кухню.
— Я сам приготовлю, ладно? А ты пригласи Тею и Киу.
Веселый был ужин. Киу смешно рассказывал, а Тею переводила, как неуклюж был Мухин, стреляя в птиц и все мимо, как сам он прозевал лахтака, увлекшись моржом на льдине («надо же, — думал Мухин, — а я-то и не заметил»), как можно было бы и второго моржа взять, да Росхи помешал, заторопил домой. Тут уж ничего не поделаешь, хороший Росхи наблюдатель погоды, а моржа возьмут в следующий раз, куда он денется, да и нельзя сразу брать много добычи.
Мы не берем больше, чем надо человеку, говорит Киу. Как и раньше. Море надо беречь. Если все возьмем, что оставим детям?
Она неожиданно засмеялась, и Киу тоже.
— Киу говорит, — перевела она, — вот скоро родишь сына, на кого он будет охотиться, если мы перевыполним план и всех зверей в море добудем?
Жена Мухина зарделась.
— Почему Киу решил, что сын? А вдруг дочь? — спросил Мухин.
— Если дочь, то из чего она торбаса шить будет? — ответила Тею. — Еду своему мужу готовить? Из консервов? Разве из консервов можно сделать вот это? — она показала на стол. — Разве будет так вкусно?
— И полезно… — уточнил Мухин.
— Да, — сказала Тею и принялась нарезать бабушкиным пекулем тонкие ломтики свежей мороженой оленины. — Ешьте, — сказала она жене Мухина. — Вам сейчас много сырого мяса надо кушать. Чтобы младенец был крепким.
— Жаль, сыну не стать полярным путешественником, как Великий Кнуд, — сказал Мухин. — На земле уже нет белых пятен. И собачьих упряжек к тому времени не будет. Как я счастлив, что застал наше время.
— Человек идет всю жизнь, — ответил по-эскимосски Киу. — Это самое большое путешествие.
«Да, да, — согласился про себя Мухин. — И в этом путешествии, как в полярном, он должен окружать себя только самым необходимым. Что оставит он в конце пути? Как люди узнают о нем?» И сам же себе ответил: дети и имя.
Чай перешли пить в комнату. Мухин остался на кухне готовить кофе для жены — она не пила чаю.
На столе вместе с чукотторговскими галетами появилось вино нового завоза, ароматный кофе, крепкий чай.
— Есть сюрприз — на любителя, — сказал Мухин и выставил три бутылки пива. — Из Магадана привезли, дефицит.
Киу засмеялся.
— Он говорит — «копченая вода», — перевела, смеясь, Тею. — Он пиво называет «копченой водой».
— Действительно, чай лучше, — заметил Мухин. Он от пива отвык. Давно не был в Магадане. Да и не хотел туда ехать. Не к кому.
«Надо быть там, где тебя ждут. У Великого Полярного Путешественника были слова: «…идите сюда и смотрите… к вам… вот… пришел один я… и зла не хочу». И люди, положив оружие на снег, шли к нему, странному, одинокому в снегах человеку. А потом долго не отпускали его, полюбив. И просили хоть когда-нибудь приходить к ним еще. Всегда для тебя отдельный снежный дом построим, обещали. Мы это умеем быстро. И песни для тебя петь будем, раз ты любишь наши песни. Песни — товарищи по одиночеству».
Читать дальше