Альберт Мифтахутдинов - Закон полярных путешествий - Рассказы о Чукотке

— Правда? — спрашивает она.

— Да, — киваю я. — Надо уезжать.

— Правда?

— Да, — киваю я.

Я понимаю ее. Не скоро еще гости будут в этой избушке. Трудно здесь человеку, если он знает хоть немного другую жизнь, жизнь поселка, жить в пятнадцать лет на безлюдном побережье.

Но стариков нельзя оставлять, а Куны приедет неизвестно когда. Я говорю ей, что дал Куны адрес моих родителей и когда он приедет на материк, то остановится у них.

— Хорошо, — говорит она. И молчит.

Я смотрю на Машеньку и чувствую, физически чувствую, какая сейчас ночь. Морозная и безветренная. Луна хороводит со звездами, и звезды, вышедшие из игры, падают туда, за торосы, а торосы в океане отбрасывают длинные тени, и кажется, что если подует ветер, то тени заколышутся и торосы придут в движение. Я боюсь таких ночей, мне всегда тревожно.

Машенька обнимает меня, притягивает и целует в щеку, целует неумело и путанно. Я глажу ее по щеке, на ресницах у нее слезы. Я не знаю, что ей сказать. Витя кашляет, переворачивает страницу и убавляет в лампе фитиль.

Она что-то шепчет мне на ухо, я почти не слышу что, только чувствую, какая сегодня тревожная ночь. Я беру ее косы, сворачиваю их в жгут и кладу ей под щеку. Она тихо смеется.

— У каюра Утоюка было восемь собак, — шепчу я. — Двух он накормил, а одна убежала. Сколько осталось?

— Семь, — серьезно, по-детски вздыхает Машенька. И закрывает глаза.

— Спи. Спокойной ночи. Да?

Провожали нас старик и Кергитваль. Я видел, как Кергитваль тайком сунула в мой рюкзак весь запас костного оленьего мозга, она знала, что это лакомство я люблю. Она стояла на пороге, смешная и трогательная в своей тельняшке, потом прижалась щекой к моему плечу и что-то быстро-быстро говорила по-чукотски и вытирала глаза. Вот так же моя мама будет провожать на вокзале Куны и плакать, как плачут все мамы, когда провожают сыновей, своих или чужих — неважно. Витя обнял старика, и они долго стояли обнявшись и раскачивались.

Когда нарта тронулась, старик крикнул, подражая рыку моржа. Витя остановил собак, сложил руки рупором и тоже ответил, как морж. Кергитваль засмеялась. Что-то сказала старику, махнув рукой. Наверное, что у Вити получается лучше. Потом на крыльцо вышла Машенька. Она прошла немного по нашему следу и долго стояла, раздетая, махая нам рукой.

Я давно заметил, что если в путь провожает женщина, ничего плохого в тундре с тобой не случится.

И каждую весну, и каждую осень над этим местом пролетают гуси.

Белые канадские гуси пролетают над светлой галечной косой, и каждый сбрасывает здесь одно перо.

Тут уже много перьев, но еще мало…

Несколько лет назад здесь упала большая железная птица. Она лежит почти целая. Сломаны только крылья. Бело-красные крылья самолета ледовой разведки.

…Тогда в конце лета он тоже летел на юг. И гуси держали курс к Средиземному морю.

Говорят, летчик, которого знает весь мир, упал в Средиземное море. Но это неправда. Никто не знает, где он упал. И только эта девочка знает.

Каждую весну и каждую осень девочка приходит к бело-красной могиле с цветами.

— Кто летал на нем? — спросил я.

— Разве ты не знаешь? — удивилась она. — Это же…

— Но ведь он упал в Средиземное море, еще тогда, в сорок четвертом!

— Нет, нет! Ты ничего не знаешь! Смотри, здесь все цело, как у него дома… и приборы… и кабина… самолет ждет его. Посмотри, отсюда хорошо видны небо и земля… ты ведь знаешь, что такое небо? Что такое земля? Ведь ты летчик… ты хороший летчик?

— Да, — сказал я, — хороший.

— Но ведь ты упал в прошлом году?

— Да, упал.

— А теперь летаешь? — спросила девочка.

— Да, летаю…

— И он тоже улетит… Ведь если ты мог, почему же не может он?

— Не знаю, — сказал я, — мне проще, я вернусь…

— Он тоже вернется. Раньше же он возвращался?

— Он всегда возвращался, — сказал я. — Он всегда возвращался куда-нибудь, где его ждали… где без него было почти так же, как и с ним.

— Он умел возвращаться, — решила девочка.

— Да. Он умел летать и всегда возвращаться, когда его ждут.

— Значит, у него было много друзей. Я тоже буду его ждать, — сказала девочка.

— Все люди… все хорошие люди были его друзьями. И даже те, кого он не знал.

— С друзьями хорошо, — сказала девочка, — спокойно…

— Он всегда возвращался к друзьям, и к женщине, с которой ему было хорошо.

— Он их любил?

— Да. Он любил их и поэтому часто от них улетал.

— Разве это надо? — спросила девочка.