Сергей Воронин - На своей земле

— А Елизавета? — спросил Кузьма, радуясь, что у Щекотова по-настоящему налаживается жизнь.

— И про нее ничего плохого не могу сказать.

— Все же, видно, подействовал на него твой разговор, — сказал Емельянов Кузьме. — Когда я его направлял к Чистякову, он и мне сказал, что будет хорошо работать. Как ни говори, а свою вину он чувствует. Я ему показал протокол твоих комсомольцев, так он только вздыхал.

— Но почему же он все-таки уехал? — спросил Кузьма.

— Характер не позволил остаться, — ответил Емельянов.

Зал наполнялся шумом. Вожаки колхозов возвращались на места.

— Переделка характера — одна из самых труднейших задач воспитания, — продолжал секретарь райкома.

«Неужели пережидают дождь?» — в который раз подумал Кузьма.

— Товарищ Емельянов, отпустите, — перебивая на полуслове секретаря райкома, взволнованно сказал Петров.

Но тут зазвенел колокольчик, и пришлось идти к столу президиума.

Кузьма слушал выступления председателей колхозов, говорил сам, но все его мысли были там, на колхозных полях. Как только кончилось совещание, он быстро сбежал с лестницы, вывел из конюшни каурого жеребца и помчался домой под проливным дождем.

Вот и колхозные поля. Чуть заметно светало. Порывистый ветер с силой скашивал на сторону хлесткие струи дождя, и тогда было слышно, как дробно перебегают по каменистой дороге тяжелые капли.

— Эге-ге-ей! — закричал Кузьма, вглядываясь в предрассветный сумрак.

Только шум дождя услышал он в ответ.

— Эге-ге-ей! — еще отчаяннее крикнул он. Опять молчание. Ну, конечно, люди пережидают ливень. Кузьма решил проверить участки. Сидоровский клин находился неподалеку, между двух каменистых холмов, скудно поросших редким кустарником и мхами. В низине, похожей на блюдце, земля была плодородная, с богатым слоем чернозема. Когда-то здесь были канавы и вся излишняя вода уходила по ним в маленькое заполненное утками озеро. На от времени канавы затянуло. В дни весеннего сева их восстановить не удалось, и теперь, наверное, низинка под водой, и двенадцать гектаров земли, засеянной семенной рожью, полетят к чорту.

Кузьма въехал по наводненной, слабо наезженной дороге в лес. Дождь зашумел глуше, плотней. «Неужели не работали?» — думал Кузьма, и на сердце у него стало тяжело и неуютно.

Лес расступился. Двумя горбами обрисовались черные холмы. Конь остановился у края воды. Но это еще не был участок. Это была заболоченная низинка. Жеребец, туго задирая голову вверх, пошел по фашиннику. А вот теперь начинается сидоровский клин. Кузьма взял левее, поехал по подножию холма, всматриваясь в середину участка.

Так и есть! Участок был под водой. Слышно, как журча сюда стекают со склонов ручьи. Кузьма круто повернул жеребца, ударил его под брюхо жестким, с железной подковкой каблуком. Усталый конь обиженно рванулся и, прижав уши, как разозленная собака, полетел навстречу дождю.

Через несколько минут Кузьма стучал в окно дома Хромовых.

Тук-тук-тук-тук-тук! Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь-дзинь! — задребезжали стекла.

К чорту деликатности! Ему нет никакого дела ни до себя, ни до Марии. Есть член правления колхоза, которому поручено замещать его на время отсутствия!

Почему у него должна болеть душа? Почему другие спокойны?

— Кто такой? — закричал в стекло взъерошенный Поликарп Евстигнеевич.

— Позовите Марию! — бледнея от ярости, громко сказал Кузьма.

Распахнулись рамы.

— Что вам, Кузьма Иваныч?

Отстраняя отца, в окне показалась Мария. На ее плечах стянутое концами на груди одеяло, волосы рассыпались, глаза большие, встревоженные.

— Почему не работают люди? Сидоровский клин под водой! Сейчас же вставайте, поднимайте всех своих!

— Люди только что пришли с работы, — сдержанно ответила Мария. — Проводили на участке белокочанной канаву. — И тихо, словно самой себе, с горечью оказала: — Зачем вы так кричите на меня?

Корреспонденту Ветлугину повезло. Он сидел в привокзальном буфете и пил чай «с парами». На столе, покрытом бумажной скатертью с фестончиками по краям, стояли два расписных чайника — большой и маленький. В маленьком заварной чай, в большом кипяток. Это и называлось чай «с парами». Ветлугин изъездил все районы Ленинградской области и только на Карельском перешейке узнал такой чай. «Ярославцы», — усмехался корреспондент, наливая сразу из обоих чайников в стакан. Но вообще-то он был в мрачном настроении. Маленькое удовольствие пережидать дождь, когда срок командировки ограничен, когда редактор ждет от него новый очерк о работе звена Анастасии Хромовой. Но еще меньше удовольствия добираться под дождем в этот далекий колхоз, тем более, если, кроме ног, ничем больше не располагаешь.