Анатолий Иванов - Тени исчезают в полдень.Том 2

Большаков помолчал, вернулся к столу, сел.

– В общем, ему и самому живется несладко, – продолжал Большаков. – Но я верю, что в конце концов мужик найдет себя, займет свое место в жизни. Настанет день – сам придет к людям, объяснит все. И потому, Петр Иванович, ничего не надо…

– Ты думаешь, придет? – переспросил Смирнов.

– Я верю в это, – повторил Большаков.

Солнце, видимо, рассеяло туман и стало пригревать, потому что мерзлые оконные стекла начали оттаивать сверху. На подоконниках уже накопились озерки прозрачной талой воды. В этих озерках плавали узкие тряпочки, концы которых спускались с подоконников в подвешанные снизу бутылки. По тряпочкам в бутылки с тихим звоном скапывала натаявшая вода. Капельки капали так же равномерно, как секунды.

– Ну хорошо, – проговорил после минутного молчания Смирнов. – Ладно, Захар Захарыч, с заметкой подождем. Но… знаешь, почему я так подробно расспрашиваю тебя про Курганова и Морозова?

– Не знаю. Я думал – так, случайно зашла беседа.

– Видишь ли… В последнее время по всей области зашевелились сектанты. И у нас в районе есть уже случаи с пятидесятниками, иеговистами…

Захар сдвинул вопросительно брови.

– А жена-то Морозова… да и жена Фрола, говорят, похаживают в молитвенный дом, – продолжал Смирнов. – Вот я невольно и подумал: а только ли жены? Может, и мужья…

– Час от часу не легче! Да ты что?! – воскликнул Большаков.

– А что же? Вон Уваров твой…

История с пожилым колхозником из ручьевской бригады Исидором Уваровым произошла недавно. Недели две назад его вызвали в военкомат, чтобы уточнить и записать в учетные воинские документы все данные о составе семьи. Порог военкомата он перешагнул робко, осторожно присел у стола. А потом вдруг выхватил из рук работника военкомата все учетные документы, изорвал их в клочья, бросил на пол, принялся топтать, выкрикивая:

– Не буду больше оружия брать в руки! Грех убивать себе подобных! Не буду, не буду… Мне времени не хватит прошлые грехи замолить.

Большая семья Уваровых жила на краю Ручьевки тремя домами. Глава рода, старик Евдоким, своего хозяйства не имел и жил по очереди то у одного, то у другого, то у третьего сына. На каждой уваровской усадьбе свирепые псы, в каждом доме коптилки, хотя в селе есть электричество, у каждого Уварова куча грязных, оборванных, испуганных, как зверьки, детей.

Исидор Уваров когда-то был веселым и общительным человеком, в Отечественную успел достаточно повоевать, домой вернулся старшим лейтенантом. Но теперь был хмур, неразговорчив, любил уединение. Колхозники объясняли это тем, что осенью сорок четвертого года в Светлихе утонул сын Исидора Ленька, семнадцатилетний долговязый парень, неоднократно бегавший в военкомат с просьбами как можно скорее отправить его на фронт. Старик Евдоким поднял тогда шум на весь район. Леньку искали в Светлихе несколько дней, но так и не нашли.

Исидору все сочувствовали – шутка ли, так нелепо и бессмысленно потерять сына, первенца… Но ожидали, что пройдет время, горе притупится и Уваров отмякнет.

Однако время шло, а Исидор становился все замкнутее. Да и весь уваровский род с каждым годом становился все нелюдимее. Сперва одну, потом другую, наконец и третью усадьбу они огородили глухими заборами. За толстыми воротами забрякали цепями свирепые псы. И вот недавно…

Дело на Исидора Уварова передали в суд. Суда еще не было, чем он кончится – неизвестно, но говорят, что Исидор не признает на следствии себя ни иеговистом, ни пятидесятником, на все вопросы отвечает односложно: «Вера наша такая – и все… Божья вера».

– Да-а… Вот это вопрос ты мне задал, – промолвил Захар. – Да нет, не может быть… Жена Устина – другой вопрос. Но она баптистка. Правда, большой разницы между баптистами и пятидесятниками, кажется, нет. Секта пятидесятников более изуверская – и все. Но мы строго следим за нашими баптистами. Степанида, верно, иногда заглядывает в молитвенный дом. Но чтоб Устин с Фролом сами… Нет, я бы знал… У тебя что, факты есть?

– Фактов нет… Вот я и приехал за ними. Надо бы в газете по религиозникам ударить.

Большаков потер лоб, снова встал, прошелся из угла в угол по кабинету.

– Смутил ты меня, Петр, признаться. Хоть и не укладывается в голове, да, может, за нашей всегдашней суматохой и не все видим, что под носом делается… А факты… Изуверств у наших баптистов никаких не замечается. Основные клиенты Пистимеи, ты знаешь, дряхлые старухи. Община ее давным-давно, считай, с самой войны, не растет. Но один факт у нас вроде есть…