Юрий Абдашев - Двое на Перевале

Одна из елочек, та, на которую падает больше света, стоит нарядная, как культовое дерево язычников. На ней болтаются красные тряпочки, посверкивают подвешенные на нитках двенадцативольтовые лампочки и запальные свечи. Оранжевыми шарами матово светятся тронутые изморозью мандарины. Макушку елки украшает пятиконечная звезда из толстой проволоки, обмотанной красными лоскутами. А под елкой, на подстилке из мягкой хвои, сидит розовый пупс. Сидит и не мерзнет.

Димка немеет от восторга. Чтобы внести в эту работу и свою долю, он начинает выдергивать из подранной телогрейки клочки ваты и вешать ее на елку. Вата в стеганке грязная, свалявшаяся и не идет ни в какое сравнение с настоящими снежными хлопьями, которые с легким шорохом осыпаются с высоты. Но парень не видит разницы, ему просто необходимо помочь Леле. Он охвачен порывом творчества.

— Дима, что ты делаешь? — прикусывая от сдерживаемого смеха губу, спрашивает девушка. — Снег идет…

— Нужно больше снега, — с какой-то фанатической убежденностью отвечает он, по-прежнему продолжая развешивать ватные хлопья.

Потом Димка идет к машине и достает из-под сиденья свои заветные бутылки.

— Откуда это? — удивленно говорит Леля.

— Запас карман не тяготит, — самодовольно отвечает он. — А пока пошли греться, до полночи еще есть время…

Тихо работает на холостых оборотах мотор. Минуты проносятся одна за другой, как легкие снежинки в запотевшем окне. Димка срывает с бутылок серебряную

обертку, и на два оборота отпускает петельки проволочных корзиночек, в которые заключены пробки.

— Ну! — Он включает приемник на полную мощность. Из динамика волнами накатывается размеренный гул большого пространства. — Стаканов у нас нет, каждому своя тара.

В глухую ночь врывается звон, словно кто-то переставляет на столе хрустальные рюмки. Это бьют куранты на Красной площади. В их мелодичный звон вплетается знакомый голос диктора: «С Новым годом, товарищи!»

Одна за другой хлопают тугие пробки. Описав в воздухе крутую дугу, они падают на снег, как неразорвавшиеся мины. Пена из бутылок льется на подножку машины. Глухо стучат друг о друга бутылки. Димка пытается пить залпом, но вино пенится, «шибает» в нос, и он закашливается. Потом уже не спеша выпивает половину своей доли. А Леля делает три небольших глотка. Ледяными кристаллами блестят ее зубы.

— До дна! — требует Димка и допивает остальное.

— Нет, я так не умею и не хочу. Идем танцевать, — и она бежит по снегу без платка в одном свитере и своих немыслимых растоптанных «скороходах». Ноги ее вставлены в голенища, как стебельки в широкие глиняные кринки.

Димка срывает с себя стеганку и бросается за девушкой. Он догоняет ее на середине площадки, сгребает в охапку и поднимает на вытянутых руках с такой легкостью, будто это всего лишь целлулоидная кукла.

Взявшись за руки, они кружатся под рев динамика, а белые снежинки хороводом мчатся вокруг них, сливаясь в бешеную карусель. Скрипит снег. Лелины латунные волосы разметались по лицу, губы зарозовели, разрумянились щеки. Где-то на уровне своей груди Димка видит ее глаза. Глядя в них, он щурится, как привык щуриться от света встречных машин. Он видит, как снежинки тают у девушки на ресницах, и пар от ее дыхания касается его разгоряченного лица.

Потом Димка вытаскивает из машины сиденье, они усаживаются на него, прижавшись друг к другу, глядят в горячие угли, по которым пробегают синие тени, и уплетают настывшие мандарины.

Димке кажется, что он знает Лелю чуть ли не со дня ее рождения. Он знает о ней все, что можно знать. Он, например, помнит родинку. Она вот здесь, под мочкой левого уха…

Резко повернувшись, Димка приподнимает ее волосы, легкие, как шелковая пряжа. Он не сомневается, что все будет именно так, как он думает.

— Ты что, Дима? — Она чуть отводит голову.

— Я должен посмотреть… понимаешь… это важно, — сбивчиво говорит он. — Там должна быть родинка…

— Не волнуйся, все на месте, — успокаивает его Леля. Она собирает в горсть волосы, и Димка видит в розовой ямке под ухом маленькое родимое пятнышко, похожее на божью коровку…

Угли подергиваются пеплом, становится холодно.

— Пойдем в машину, — просит Леля. — Я замерзла.

— А кто будет допивать?

— Я могу только глоток.

— Надо все. Я прошу тебя, я что-то загадал.

Она смотрит на него странным взглядом.

— Сегодня и без того исполняются все желания. Ты обещал мне повиноваться. Уговаривать бесполезно.