Альберт Мифтахутдинов - Спроси заклинателей духов

К вечеру снег прекратился, но подул ветер. Значит, я уже повернул за оконечность мыса. Где-то тут конец пути, где-то тут должна быть палатка, надо только забраться повыше, чтобы лучше был обзор. Несколько раз кричу — да кто при таком ветре и шуме моря услышит?

Решаю спуститься к морю: недалеко лежбище моржей, маленькое лежбище — голов на сто, они всегда сюда приходят, значит, и Юра должен быть неподалеку. Но спускаться еще труднее, чем идти, а я в пути целый день, без чая — только галеты с сахаром и снегом.

С каждым метром спуска меняется обзор, и вскоре я замечаю тоненький дымок небольшого костра.

Вообразите себе, что вы находитесь у подножья сопки, только вся сопка не монолит, а состоит из многотонных обломков и валунов. Все это висит у вас над головой, а вы стоите на относительно плоском камне площадью в два квадратных метра. Здесь можно поставить примус. На соседний камень можно положить припасы и канистру с пресной водой. Жить же — негде. Тогда вы лезете метров на двадцать наверх и ставите боком брезентовый тент, заменяющий палатку. Почему боком? Потому что ровного пространства нет и вы выбираете такое место, чтобы потолком и одной из стен импровизированного жилья тоже служили камни. Жить в таком положении мудрено, но можно. Единственное ровное место — кусочек галечного пляжа в несколько шагов длиной — занимает дюралевая лодка.

— Зато здесь охота хорошая, — говорит Юрий, — и отличное место для наблюдений. Вон там, в стороне, моржи вылезают на камни. — Юрий достает кухлянку и меховые брюки, чтобы я переоделся. А мою мокрую амуницию мы сушим на костре из остатков толстой доски, зажженных с помощью паяльной лампы.

Вареную моржатину мы едим с чесноком и запиваем горячим чаем.

— Вчера и сегодня не охотился, не подплывают моржи. Завтра приплывут. А на лежбище охотиться нельзя, испугаются они. Там стрелять нельзя, надо копье. А копья у меня нет.

— Тут и камни чесноком пропахли, какие уж моржи!

— От простуды ем, — объясняет Юра. — Полезно. — А сам улыбается. Он рад встрече. Он в водонепроницаемой куртке, откинул капюшон, голова не покрыта. Уходя в горы, наверное, постригся наголо. Сейчас весь его ежик на голове будто обсыпан снегом.

— Совсем ты седой стал, — говорю Юре.

— Да и у тебя тоже оленьей шерсти прибавилось, — замечает он.

— Годы идут… чего уж там…

Мы вспоминаем все события, важные для нас с последней встречи. Неторопливо обмениваемся новостями. И я рассказываю о своих делах, — значит, о Жукове тоже.

— Убитый морж не всплывает, — задумчиво говорит он.

— Надо гарпунить, чтобы держался на пых-пыхах, — вставляю я.

— Угу, — улыбается он.

— И битую посуду не надо склеивать, да?

Я понимаю, на все случаи жизни нет рецептов. Но ведь вот Юру обидели — и он ушел. А мог и не уходить. Он испивает чашу до дна. А Жукову оскорбления мало, ему еще нужны унижения. Никто этого понять не может, ни я, ни Керго, ни Юра Ровтын.

И Юра говорит о том, что вот надо бы отряду сначала работу закончить, потом Жукову самому легче будет решать. Наверное, он прав. Нельзя оставлять работу и товарищей ради своих дел. Все просто.

— Мне завтра надо быть в поселке.

— Я отвезу тебя на лодке на ту сторону залива, оттуда дойдешь быстрее.

— Хорошо.

Юра топором расщепляет доску, подкладывает дрова в костер, не экономит топливо.

— У меня там еще доска есть, толстая.

— Где мясо хранишь?

— В камнях, — показывает он. — Там еще лед. Хорошая яма.

— Вельботы придут и заберут, — говорю я.

Он молчит. Он не знает, когда придут вельботы. И придут ли.

— Кончишь охоту, возвращайся… Керго сказал, люди просят… Моржи уйдут, и возвращайся.

Он молчит, но в глазах его затаенный интерес и тревога.

— Мэри будет уже там, дома, — понимаю я его молчаливый вопрос. — Керго послал Эмуль за Мэри. Эми вернется вместе с Мэри. Никто не виноват, все знают. Люди просят, сказал Керго.

Горе одних стало бедой других и заботой всех.

— Утром будет погода, — вздыхает Юрий. — Я отвезу тебя на ту сторону.

Подниматься к тенту неохота, и мы кемарим у костра до утреннего солнца.

Дело шло к вечеру, в доме царило веселье и шум. Оба Саши раздобыли в райгру на время гитару и теперь орали невообразимыми голосами, но лихо, местную песню весьма оптимистического свойства:

Жуков слушал и скептически улыбался, глядя на подвыпивших ребят. Он рад был моему скорому возвращению.