Как живется вам с простою
Женщиною? Без божеств?
Государыню с престола
Свергши (с оного сошед),
Как живется вам — хлопочется —
Ежится? Встается — как?
С пошлиной бессмертной пошлости
Как справляетесь, бедняк?
Александр поднял голову, повторил вслух: «С пошлиной бессмертной пошлости как справляетесь, бедняк?» И стал читать дальше, еще не понимая, как могли быть написаны эти строчки, — так велико и необычно было их действие на него, — и вздрогнул от тяжело ударившего в душу повтора:
Как живется вам — здоровится —
Можется? Поется — как?
С язвою бессмертной совести
Как справляетесь, бедняк?
Рыночною новизною
Сыты ли? К волшбам остыв,
Как живется вам с земною
Женщиною, без шестых
Чувств? Ну, за голову: счастливы?
Нет? В провале без глубин —
Как живется, милый? Тяжче ли —
Так же ли — как мне с другим?
Александр нетерпеливо перелистывал страницы альманаха, пытаясь найти еще стихи Цветаевой или что-нибудь узнать о ней, но только одно это стихотворение и было в книге. А когда он попробовал читать другие стихи, их плавные рифмованные строчки показались ему до удивления бесцветными и беспомощными.
Захлопнув книгу, он пошел к Анне Григорьевне и попросил:
— Расскажите о Цветаевой.
— О Цветаевой? — переспросила Анна Григорьевна. — Да ведь я о ней мало знаю. Стихи ее почти никому не известны, кажется, несколько лет назад издали ее сборник, но я его не читала.
— Кто она такая? Я слышал только, что она была в эмиграции, — и все.
— Перед войной она вернулась из заграницы, в сорок первом покончила с собой в Елабуге — вот и все, что я могу добавить.
— Покончила с собой… — повторил Александр. — Да, я что-то слышал об этом. А вы фотографию ее не видели? Какая она была?
— Не видела.
Он молча расхаживал по комнате. Анна Григорьевна, не поднимая головы от шитья, сказала:
— Ехали бы вы к ней, голубчик… Не томите себя.
— К ней? — Александр остановился, покачал головой. — Нет, к ней нельзя сейчас ехать.
— Нехорошо, что вы не спите по ночам.
— Это ничего, ночью лучше думается… А мне о многом еще надо подумать. Все-таки удивительное дело: оказывается, можно годами жить, ни о чем, в сущности, не задумываясь, — но ведь это так неестественно…
Анна Григорьевна с беспокойством взглянула на него.
— Зря вы себя так мучаете.
— Да нет, это не так. Я не мучаюсь, я… как бы это сказать… А впрочем, не нужно сейчас об этом.
Он прошелся по комнате, остановился — и вдруг спросил:
— Анна Григорьевна, вы пьете?
Она удивленно взглянула на него, и Александр заторопился, объясняя:
— Ну, в каком смысле пьете… То есть по праздникам, при встрече… Я хочу сказать — можно вам немного выпить, так, за компанию?
— Можно.
— Тогда позвольте, я схожу в магазин, возьму бутылку вина, и мы посидим, поговорим, а? Понимаете, у меня такое состояние… Очень хочется поговорить с вами, рассказать о Лиле, о себе, а я весь какой-то скованный… Можно, Анна Григорьевна?
— Ну конечно.
— Вот спасибо! — обрадовался Александр. — А какое вино вы любите?
— Да мне все равно.
— Тогда я быстро.
Уловив ее обеспокоенный взгляд, Александр сказал:
— Только не подумайте, что я собираюсь напиться и по пьянке вывернуть вам свою душу. Я ведь почти совсем не пью, а сегодня… случай уж такой.
— Я понимаю, Саша, — мягко остановила его Анна Григорьевна. — Идите, а я пока на стол соберу.
И он неловко усмехнулся:
— И в самом деле, что это я объясняю…
Через полчаса они сидели друг против друга, Александр наливал в бокалы темно-красное вино, Анна Григорьевна накладывала ему в тарелочку грибы, — и наконец они подняли бокалы, и Анна Григорьевна сказала:
— Пусть у вас все будет хорошо, Саша.
— Хорошо? — переспросил Александр и отставил бокал, но тут же спохватился и торопливо выпил, не понимая вкуса вина. — Да, конечно, пусть все будет хорошо…
Он тут же налил себе еще, — так хотелось ему, чтобы поскорее пришло ощущение легкости и свободы, — выпил, ткнул вилкой в заботливо пододвинутую Анной Григорьевной тарелку.
— Вот вы сказали — пусть все будет хорошо, — заговорил он. — И меня вдруг удивило это… такое самое обыкновенное пожелание. И знаете почему? Я вдруг подумал, что даже не знаю, что для меня сейчас хорошо, а что плохо… Ведь если говорить отвлеченно, то, наверно, хорошо, когда у человека покой на душе, если он доволен своим делом, результатами своей работы, если он уверен в себе, в своем будущем, — ведь так, Анна Григорьевна?
Читать дальше