Петроний Аматуни - Крепкий орешек

Рейс простой, легкий. Забрались повыше. Включили автопилот. Каспий блестит, словно зеркало, только слегка запыленное — за счет влажной, прозрачной дымки.

Махачкала доложила: «Середина моря», и тут, кажется, правый двигатель чуточку изменил свои голос… Переглянулись.

Закурили. И снова за бортом знакомый ровный гул. Кто-то облегченно вздохнул и стал вспоминать анекдот времен Рамзеса Второго, как вдруг… что-то вновь изменилось за бортом. На этот раз даже отблеск вращающегося правого винта чуть дрогнул.

Умолкли. И Он опять повел себя как ни в чем не бывало. Это уже выходило за рамки приличий, и я с любопытством глянул на «озорника». Без всякого осуждения — упаси бог! — только с любопытством.

Вдруг снова что-то стало в Нем пошаливать.

Тогда мы заговорили о правом двигателе, как о парне надежном, всем удовольствованном и потому не имеющем права жаловаться на судьбу: и вовремя ему сделали профилактику, и масло вовремя заменили, и работой не перегружают… Все это говорилось в третьем лице, потому что внизу — вода. Просто намекали: нельзя, дескать, хамить, не имея к тому сколько-нибудь достойного основания.

Замолчали и… вежливо кашлянул Он! Так повторилось еще дважды, но вот Каспий остался позади, внизу расстилалась дагестанская земля, и если чуть подвернуть вправо, то можно спланировать на равнину, а вообще, чтобы не волновать пассажиров, можно на одном левом долететь и до Минеральных Вод. Тут уж правому движку влетело по первое число. Чего он только не выслушал тогда! Особенно разъярился бортмеханик.

— Ну, что же ты теперь не бузишь?! — кричал он. — Ну, давай, продолжай… Значит, только над морем характер заявляешь?!

Но правый двигатель работал, как часы, и подчеркнуто не обращал внимания на оскорбления.

В Минеральных Водах сменный инженер самолично осмотрел двигатель, гонял его на всех режимах, но тот оставался спокойным и корректным и, наконец, заставил инженера как-то странно посмотреть на командира корабля.

В нашей эскадрилье возникла вакансия — освободилась должность пилота-инструктора. Кандидатов оказалось двое: Афанасий Архипович и Иван Иванович. Оба равные по достоинствам и недостаткам (если последние удалось бы у них обнаружить), так что положение создалось довольно щекотливое.

День бежит за днем, а командир объединенного авиаотряда все еще думает, поглаживает подбородок и вздыхает… И тут прилетает из Москвы весьма строгий пилот-инспектор. На этот раз ему обрадовались и обратились с просьбой: выручайте!

На левом командирском сиденье — Иван Иванович, на правом, где обычное место второго пилота, — сейчас московский инспектор.

Вырулили на бетонку, инспектор зашторивает левую сторону смотрового стекла, то есть, закрывает ее наглухо плотной черной шторой, и говорит:

— Давай, Иван Иванович, весь полет, от взлета до посадки, — вслепую…

Такого еще не бывало, но Иван Иванович и бровью не повел. Слетал отлично! Следом ничуть не хуже выполнил полет Афанасий Архипович.

Тяжко задумался инспектор и бормочет:

— Черти бы вас взяли обоих, вместе со мной. Ввязался…

— Чего? — не понял Иван Иванович.

— Черти, говорю, взяли бы вас обоих!

— А-а… Оно, конечно, да где их взять?

— Думаю… Вот что, хлопцы, дайте-ка я сейчас разок слетаю под шторкой, а вы оба присматривайте…

Ну, вырулили, зашторивается инспектор и просит взлет. Разрешают. И побежала машина, да все ее вправо тянет — Афанасий Архипович чуть было не вмешался, но тут машина кое-как взлетела.

По кругу делать особенно нечего — летит как надо. А вот с четвертым разворотом запоздал инспектор, потом спохватился, что промахнулся, с огромным креном давай назад выходить в створ посадочной полосы, снова проскочил и вторично еле-еле пристроился к наружному курсу.

Переглянулись украдкой Афанасии Архипович с Иваном Ивановичем, но помалкивают, начальство пилотирует…

Вот и полоса уже. Иван Иванович вежливо высоту подсказывает, Афанасий Архипович за свой штурвал пальчиками придерживается на всякий непредвиденный, а инспектор старается.

Однако смотрят — «подвесил» он самолет сантиметров на тридцать, а то и на все пятьдесят, да как кинет его сверху, аж загудела пустая машина, точно барабан.

Срулили на травку, инспектор весело, как ни в чем не бывало спрашивает:

— Ну как, Иван Иванович, полетик?

Мигом взмокрел Иван Иванович. «Выдать, думает, правду? Еще зажмет при случае!..»

— Да как вам сказать… — вслух произносит он. — Так ведь… того…