Петроний Аматуни - Крепкий орешек

Игрок помазал кончик кия мелом, с необычайной ловкостью, почти не целясь, отрывисто ударил острием кия в левый бочок «своего» шара. Шар устремился вперед и с такой силой ударил «пятнадцатого», что тот мгновенно скрылся в угловой лузе, а от упругих бортов взвилось легкое облачко пыли!

Партия была выиграна. Игрок, улыбаясь, положил кий и отошел в сторону, где стоял Шашин.

— Я вас знаю… — сказал ему Иван Терентьевич.

— Меня?

— Да. Вы тот самый летчик, которого я в детстве видел в Ростове-на-Дону, на пустыре, где сейчас построен Сельмаш… Вы тогда летали на «Фармане».

— Да, было такое… Однако у вас и память!.. Насколько я понимаю, мы с вами — земляки?

— Ростовчане, — улыбнулся Шашин.

— Тем больше я рад такой встрече. Ну что ж, давайте познакомимся? Сацевич, — запросто сказал он и протянул руку.

— Шашин.

— Вы, я вижу, сами летчиком стали?

— Да. Летаю на ПС-9, командиром корабля. А вы? Не оставили летную работу?

— Нет. Летаю на Г-2.

— Ваши полеты на «Фармане»… — Шашин хотел сказать «вдохновили меня», но постеснялся говорить так высокопарно, замялся и сказал другое: — я и сейчас так хорошо помню, точно все это происходило неделю назад.

Сацевич понял и благодарно потрепал его по плечу.

— Мне это приятно, — сказал он. — Вы сейчас свободны?

— Да.

— Пойдемте на воздух, побеседуем.

Они проговорили почти до полуночи и расстались друзьями.

В 1936 году, когда Шашина перевели в Ашхабад, они встретились вновь, и Иван Терентьевич, пожелавший летать на более тяжелых самолетах, был назначен к Сацевичу… вторым пилотом.

Сацевич обрадовался.

— Видишь, как порой жизнь людей сводит, — весело сказал он. — Даже летать довелось вместе… Ну что ж, Ваня, беремся за дело. Полетим с тобой в каракумские пески…

В полетах с Сацевичем ничего особенного не происходило: ни разу не сдавал мотор, не вставала на пути песчаная буря, и все приборы и агрегаты работали исправно, но эти полеты дали Ивану Терентьевичу Шашину многое.

Вообще говоря, летный опыт приобретается главным образом за счет обычных полетов. Поговорите с любым летчиком — и он подтвердит это. «Страшные случаи» сейчас чаще бывают в рассказах совсем еще юных авиаторов и… робких, начинающих пассажиров Аэрофлота! Ей-ей!

Много раз беседуя со старыми летчиками, я наконец сделал заключение, что надо выполнить тысячу полетов, чтобы в одном из них возникло действительно рискованное положение. Понятно, что летчик сможет выйти из такого положения благодаря опыту, который он получил в предыдущих обычных полетах, и не станет сразу мастерски летать потом, после того как ловко вывернулся из беды. Десять обычных полетов могут сделать одиннадцатый выдающимся.

Сацевич оказался для Шашина одним из первых наставников, до конца внушившим ему эту мысль, совершенно обязательную для зрелого летчика.

— Летая с Сацевичем, — рассказывает Иван Терентьевич, — я особенно четко стал понимать, что романтика летной профессии — в ее трудности, в высоте и, самое главное, в точности полета. И, наконец, между этими двумя встречами с одним из ветеранов русской авиации уложилась вся моя юность.

Судьбе было угодно подарить мне немало встреч с выдающимися людьми, но Константин Константинович Арцеулов занимает особое место не только в моей жизни. Его обаятельный образ, незаурядная летная биография, всесторонняя одаренность, редчайшая скромность и человеколюбие облагораживали и возвышали авиаторов нескольких поколений.

Мать Константина Константиновича — младшая дочь великого русского художника-мариниста И. К. Айвазовского. Скажу сразу: талант деда в значительной мере передался внуку, он еще и известный художник…

Отец Константина Константиновича — К. Н. Арцеулов, выходец из семьи корабелов, и сам был корабельным инженером.

В 1891 году 29 мая в Ялте родился будущий знаменитый авиатор. Когда ему исполнилось 15 лет, его отправили в плавание на парусной шхуне «Моряк», ибо ни у кого не было сомнений, что море должно стать для юноши родной стихией.

Но болезнь изменила планы, и Константин Константинович решает стать художником. Однако пройдет еще совсем немного лет, и он, оставив студию Лансере, перейдет… в авиационные мастерские Щетинина… рабочим. Тому имелись веские основания. Не море, а небо влекло юного романтика!

Еще летом 1903 года, в Севастополе, куда переехали его родители, Константин Константинович с приятелем сделали монгольфьер — воздушный шар, наполненный горячим воздухом. Вместо полета получился небольшой пожар.