Василий Андреев - Канун

С 1924 по 1937 год было издано несколько сборников рассказов и повестей Василия Андреева: «Канун» (Л., 1924), «Расколдованный круг» (Л., 1926), «Славнов двор» (Л., 1927), «Гармонист Суворов» (М.; Л., 1928), «Преступления Аквилонова» (Л., 1929), «Повести» (Л., 1936, в сборник вошли: «Глушь», 1935; «Серый костюм», 1929; «Гармонист Суворов», 1927), документальная повесть «Товарищ Иннокентий» (Л., 1934) и некоторые другие издания. Произведения писателя в 20—30-е годы часто появлялись в популярных у читателя журналах «Звезда», «Стройка», «Ленинград», «Смехач».

О творчестве В. Андреева сочувственно отзывался Горький, его пьеса «Фокстрот» с успехом шла на театральной сцене Ленинграда середины 20-х годов, а книги писателя вызывали неподдельный интерес, ибо на них лежала печать неповторимости его таланта, новизны материала, «своей» тематики.

Далеко не все загадки творческой биографии Василия Андреева удается разрешить и сегодня. Так, известно, что писатель находился в ссылке в Туруханском крае в одно время с большевиками И. Ф. Дубровинским и И. В. Сталиным. Однако биографическая повесть В. Андреева «Товарищ Иннокентий» с предисловием Н. К. Крупской [2] В ходе подготовки повести к изданию писатель имел переписку с Н. К. Крупской, два письма которой к В. Андрееву сохранились и опубликованы в журнале «Коммунист» (1979, № 3). о Дубровинском, опубликованная в 1934 году, никогда больше не увидела свет, как исчезли и воспоминания В. Андреева о ссылке, законченные в 1940 году. На основе впечатлений из времен ссылки писатель опубликовал повесть «Глушь» (1935). Самой большой, трагической и невыясненной загадкой выглядит строка из справочника, подводящая черту под биографией писателя: в декабре 1941 года в дни блокады Ленинграда погиб при невыясненных обстоятельствах. Как свидетельствует дочь писателя, отец ушел из дома и не вернулся.

Перелистывая сегодня пожелтевшие страницы журналов, альманахов, сборников 1920-х годов, видишь, сколь обильно представлена в них проза ленинградских авторов. Ленинградская периодика завораживает обилием неповторимых писательских имен; в этот общественно-литературный контекст вписывалось, не повторяя собратьев по перу, творчество Василия Андреева.

Очевидно, молодому писателю было непросто соперничать с такими яркими творческими личностями, как К. Федин, Л. Леонов и Н. Тихонов, Ю. Тынянов, М. Слонимский и В. Каверин, М. Зощенко и Б. Лавренев, С. Семенов и К. Вагинов, М. Шагинян, М. Казаков и Н. Никитин, А. Толстой, В. Шишков, А. Белый, Вс. Иванов, Б. Пильняк и многие другие.

Интенсивный писательский труд В. Андреева, острота затрагиваемых им проблем, обращение к необычному, не освоенному литературой материалу не сразу приводят к профессиональному признанию плодотворности его поисков.

Один из современников В. Андреева Л. Радищев вспоминает 1923—1924 годы, литературные вечера в большом нетопленном зале Пролеткульта. В перерыве возле единственной буржуйки публика отогревает закоченевшие пальцы.

«Здесь в числе многих начинавших Василий Андреев читал свои первые рассказы. Однажды некий Чертков, выступая в прениях… о рассказе Андреева… отозвался как о «слабом, мрачном и реакционном». Андреева это расстроило всерьез и надолго, заставило сильно призадуматься… Совершенно болезненно он воспринимал уход публики до обмена мнений. Один раз он не выдержал и крикнул: „Куда же вы уходите, сейчас ругать будут!“» [3] Лит. Ленинград. 1933, 17 сент. .

В период формирования общих контуров литературного процесса 20-х годов его творчества коснулось холодное веяние официальной критики, отбросившее писателя на периферию литературы. В оценках критикой отдельных его произведений слышны интонации политического неудовольствия, жестко-официозного неприятия, когда писателю-«попутчику» рекомендуется ни много ни мало — преодолеть в себе отчужденность от революции [4] Соловьев Б. Василий Андреев. Расколдованный круг// Звезда. 1926, № 3. С. 255. .

Позже, уже в 30-е годы, когда за плечами писателя около десятка изданных книг, где заговорила разными голосами беднота городских окраин, где в анализ мощи революционного разлива вовлечены до тех пор неведомые литературе массы социальных низов, — нормативная критика все еще продолжает возводить стену между «нашей» и не совсем нашей литературой. «Конечно, вся эта галерея типов, великолепная сама по себе, очень далека от современности, — пишет критик З. Штейнман, призывавший обратить внимание на талантливого прозаика. — Андреевский герой еще за пределами этих интересов. Это в большинстве случаев человек «старого Петербурга», а не «нового Ленинграда», петербургский обыватель, а не ленинградский гражданин» [5] Звезда. 1932, № 12. С. 192. .