Лев Лондон - Строители

— Тут уже работает и так очень много людей. Мне кажется… их нужно лучше организовать.

— Ну вот и организовывай. А пока переведи с других объектов. Сколько человек тебе нужно, Кутенков?

— Двадцать, Николай Митрофанович, — вскакивает Кутенков.

— Двадцать и переведи завтра утром, — приказывает мне Моргунов.

Я и так сосредоточил уже на этой стройке половину всего состава рабочих. Для нас дальнейший перевод рабочих может закончиться катастрофой, поэтому робким голосом, который мне самому кажется противным, я позволяю себе возражать:

— Нельзя этого делать, Николай Митрофанович, сорвем зарплату.

— Зарплата — это ваше дело, а людей переведите, кинотеатр нужно сдать тридцатого, — почти кричит Моргунов.

Становится тихо. Я случайно ловлю взгляд Кутенкова. На миг он сбросил маску смиренности, в глубине его глаз мелькает издевка и какое-то непонятное мне торжество. Рядом со мной сидит недавно назначенный директор кинотеатра Баркая. Он сочувственно и ободряюще кладет руку мне на плечо.

— Все, — говорит Моргунов, выждав несколько минут.

Я молчу. Все поднимаются и не задерживаясь выходят.

Выхожу и я. В зале кинотеатра звучит, как выражаются некоторые корреспонденты, симфония строительства. Ох уж эта симфония! Зачищая мрамор, непрерывно воет волчок отделочников, визжат паркетно-строгальные машины, электрорубанки и электропилы, сердито шипят газорезочные аппараты.

Вдруг, все перекрывая, разносится истерический крик Кутенкова:

— Что ты делаешь, хулиган? Слазь немедленно!

Я смотрю вверх. На веревочной лесенке висит Мишка. Только сегодня на совещании мы подробно обсуждали, как прорезать в холсте, который натянут над залом, отверстия для тросов люстр. Мы решили, что нужно в местах прохода тросов нашить брезент и уже потом сделать отверстия, иначе сильно натянутый холст может лопнуть.

Но Мишка решил иначе: он взял обыкновенное лезвие безопасной бритвы, полез наверх, прорезал дыру и сейчас в него пропускает трос. Вопреки всем зловещим предсказаниям, холст не рвется, трос пропущен, и уже поднимается люстра.

Кутенков еще долго ругается, а Мишка, раскачиваясь на лесенке, приветственно машет сверху рукой.

Ко мне подходит Бондаренко.

— Виктор Константинович, смотрите, какую массу людей нагнали, зачем перевели к нам еще плотников? Как будет с оплатой?

Кутенков, который только что был в другом конце зала, сразу же оказался возле нас и, заглядывая мне в лицо, вкрадчиво говорит:

— Пусть Бондаренко не волнуется. Найдут зарплату всем. Лес рубят — щепки летят. Правда, Виктор Константинович?

— Ну смотрите, — медленно говорит Бондаренко. — Только не нравится мне все это. Мы и сами бы справились.

Я молчу. Конечно, Бондаренко прав. Но ведь это приказ Моргунова, я не могу его отменить.

— Пойдем посмотрим, как выполнены прорези для киноаппаратов, — говорит Кутенков и увлекает меня на второй этаж, подальше от Бондаренко.

Последние три дня шла уборка, дикая какая-то. Мы убирали непрерывно и никак не могли закончить: очевидно, нужно было не спешить, а подождать, пока отделочники выполнят все работы. Но за мной неотрывно ходил Моргунов, тыкая волосатым пальцем в кучи мусора, и приказывал: «Убрать». Подбегал Кутенков, тотчас же снимал с работы плотников, столяров — кто был поближе — и ставил на уборку.

И вот наступил долгожданный день, все закончено. У дверей кинотеатра уселась на стуле Глаша, два месяца назад переведенная на легкую работу. Она с пристрастием следит за тем, чтобы все входящие в помещение вытирали ноги, строго требует пригласительные билеты, но в конце концов пропускает всех. Меня она тоже попросила вытереть ноги, однако спросить билет постеснялась.

Было все — и оркестр, и гортензии, вытянувшие свои круглые головки вдоль рампы, и президиум из многочисленных представителей, и речи. Ох, какие это были приятные речи!

Заказчик (помните, я представлял его в начале повествования, — лысый, — с папкой) говорил, что он впервые столкнулся с такой организацией, он вообще не верил, то есть верил, но не надеялся, а тут — досрочно. Представитель отдела культуры, очень симпатичная женщина в юбке колоколом (она разложила ее на двух стульях), говорила о родстве строителей и артистов. «И те, и эти, — сказала она, — творцы». Все громко ей аплодировали и соглашались: творцы так творцы.

Затем выступил с установочной речью заместитель управляющего трестом Моргунов. Энергично поворачивая во все стороны стриженую черную голову, он с разгона начал было описывать недостатки в работе, но потом опомнился и поблагодарил коллектив.