Вильям Гиллер - Вам доверяются люди

Хирург был человек душевный, паренек ему нравился, В один из посетительских дней он дождался матери своего больного и добрых два часа проговорил с ней в больничном саду. Мать плакала. Витенька два года учился в ремесленном училище и только-только стал на ноги. Были у нее еще младшие дети. Сама она работала уборщицей на почте. Главным кормильцем был Витенька. «Будет работать и учиться, — твердо сказал хирург. — Я его устрою».

Так Виктор Марочкин попал в больницу-новостройку завхозом. Застенчивым он был от природы, а искалеченная рука сделала его болезненно самолюбивым. Он готов был работать двадцать четыре часа в сутки, но не умел ничего «выколачивать» и не понимал, что в ответ на равнодушное «Нет у нас этого…» можно продолжать настаивать, идти к начальству или ловко намекать на какие-то таинственные блага, которые воспоследуют, ежели дефицитный предмет «вдруг» обнаружится на складе. Все это разузнала Лознякова, и когда Степняк, остервенев от бесконечных хлопот по поводу неполученного больничного белья, в очередной раз накричал на Витеньку, сурово и коротко изложила Илье Васильевичу историю их незадачливого завхоза.

— Ну как, будем гнать к черту? — деловито осведомилась она.

— Да я же не знал… — растерянно начал Степняк и вдруг снова вспылил: — А вы что, не могли вовремя предупредить?

— Во-первых, я тоже не знала, — строго сказала Лознякова, — и, во-вторых, я не замполит у начальника госпиталя, который привык только приказывать.

— Но мы же не можем…

— Мы можем Марочкину помочь, — не давая Степняку договорить, возразила Юлия Даниловна. — Пусть товарищи врачи тоже побеспокоятся, они, кстати, уже получают зарплату.

Врачи действительно уже получали зарплату. Их было еще не много, будущих хирургов и терапевтов, но люди приходили: одни — услышав от товарищей о приближающемся открытии новой больницы, другие — прочитав в газете «Медицинский работник» объявление о конкурсе на замещение таких-то и таких-то вакансий в больнице-новостройке. Еще до появления Степняка Юлия Даниловна успела договориться с двумя хирургами. Один из них, Андрей Захарович Рыбаш, претендовал на должность заведующего отделением. И после первой же встречи Степняк почувствовал, что этот человек, как и он сам, любит все делать по-своему. Быстрый в движениях, коренастый, он не страдал излишней скромностью. Он не говорил «я думаю», но «я считаю», не спрашивал мнения собеседника, а немедленно и решительно выкладывал свое; не интересовался, можно ли сделать то или другое, а заявлял категорически: «Надо!» Но он первый принимался хохотать, если обращенная против него шутка была остроумна, и высказывал очень дельные мысли по поводу действительно сложных и противоречивых медицинских случаев.

— Как я оперирую, можете узнать у… — Рыбаш перечислил несколько очень известных и уважаемых среди хирургов имен. — Последний год работал в клинике на Пироговке, но надоело ходить в коротких штанишках. Знаете эти нравы? Аппендицита не смей вырезать, ежели профессор не раскачался сообщить свое высоконаучное мнение. А я настоящие операции хочу делать. Меня грудная хирургия интересует, понимаете?

— А заведовать-то вы можете? — в упор спросил Степняк.

— Конечно, могу, — быстро ответил Рыбаш и, блеснув лукавыми глазами, добавил: — Если главный не бюрократ и не перестраховщик.

Прямота Рыбаша понравилась Илье Васильевичу.

— Ладно, попробуем, — сказал он. — А для начала займитесь-ка оборудованием операционной по своему вкусу.

Но проявить свой вкус Рыбашу удалось далеко не сразу. Правда, он добился от строителей, чтобы переделки велись в две смены, и ни на йоту не отступал от своих требований, но обещанного первоклассного оборудования не было. Завхоз Витенька торжественно приволок только лампу-рефлектор, электрики сделали проводку и после шумных споров с Рыбашом укрепили ее именно так, как он считал нужным, но ни опускающегося и поднимающегося операционного стола, ни многого другого пока не было. В поисках всего этого Рыбаш пропадал с утра до вечера.

А тут появился Львовский.

Для Степняка это оказалось самой приятной неожиданностью в дни предпусковой горячки. Он совершенно упустил из виду, что Лознякова говорила ему о двух хирургах, и после знакомства с Рыбашом даже не спросил фамилию второго. Львовский пришел в больницу к вечеру, когда Степняк ругался с Мосгазом по единственному телефону, установленному почему-то в вестибюле больницы. Он видел, как с улицы через вестибюль прошел какой-то худой и сутуловатый человек, чья фигура показалась ему знакомой, но тут же позабыл об этом. Через десять минут, так и не добившись от мосгазовцев толка, Степняк стремительно вошел в комнатку, которую все еще именовали кабинетом главврача. Сутуловатый худой человек, устроившись на подоконнике, дружески разговаривал с Лозняковой. До Степняка долетело: