Матильда Юфит - Осенним днем в парке

— Откуда это у тебя? Твой муж дипломат?

— Ну что ты! Обыкновенный инженер. Это все я привезла.

— Ты?

— Я объездила почти весь мир. Мы же теперь всюду играем…

Этого он не знал.

Только теперь Тоня скользнула взглядом пр его дешевому костюму, по башмакам. Во взгляде этом было сострадание, как показалось Виктору, она что-то хотела сказать, но промолчала. Долго стояла посреди кухни, задумавшись, потом спросила:

— Тебе очень трудно было?

— Да нет, ничего, жить можно…

— Я имела в виду — не играть…

Он пожал плечами. А она сказала печально:

— Как будто ни о чем не жалею. Мужа люблю безумно, дочку и этого… будущего. Но иногда во сне вижу: аэродром, чужая страна, пестрота, ветер, и я выхожу из самолета… Потом целый день сама не своя. Стоишь, бывало, в аэропорту, сумка через плечо, ракетки в чехле — и все-все твое… и трава, и ветер…

— Да ты романтик, — удивился Виктор.

— Я? Ничуть. Я прозаик чистой воды. Ты же видишь, какое у меня хозяйство. Я все это обожаю — кастрюльки, миксеры, кофейные мельницы. О, я сварю тебе кофе! Ты пьешь кофе?

Виктор вспомнил ту бурду в жестяной кружке, которую пил в последние годы. Только бы погорячее была, только бы согреться. А кожа так огрубела, что держал в руках не обжигаясь.

— Пожалуй, пью… — сказал он, чуть усмехнувшись.

У Тони в глазах снова мелькнула жалость, стыд за свою неловкость, за то, что он видит на полке под стеклом ее награды и памятные подарки — кубки, статуэтки, шкатулки, грамоты. Тут были и борьба за первенство страны, и зональные соревнования, и выезды за границу…

— Вот это да! — Виктор был потрясен. — Такого в мои годы и в помине не было. Действительно наш теннис, как пишут, вышел на мировую арену.

— Как тебе обидно, что все это началось после…

Виктор отмахнулся:

— Я уже переболел.

— Не верю, — тряхнула головой Тоня. — Этим переболеть нельзя… Что ты, Виктор? — спросила она. — Чем я могу тебе помочь? Я мало что могу, уже сама сошла, но все-таки… Может, деньги?

Он захохотал немного искусственно, но все-таки захохотал.

— Только еще не хватало, чтобы я, здоровый мужик, клянчил деньги!

Тоня нерешительно предложила:

— Ты мог бы пожить у нас. Правда, всего две комнаты, Ира шумит, не очень-то удобно…

Виктор с недоумением оглянулся. Две такие хоромины! Он хотел было сказать, что тут очень даже удобно, но он отвык от такой роскоши, как вошел Тонин муж.

Виктор сразу понял, что это муж, по тому чуть недоумевающему, чуть ревнивому, чуть недовольному взгляду, которым его окинул вошедший. Понятно было, что пришел хозяин дома. А у Тони радостно засветились, засияли глаза. У нее всегда были сияющие глаза, а тут особенно. Она обрадовалась и испугалась: ничего не случилось? Нет, он просто ездил в министерство, освободился и заехал пообедать. «Но ты знаешь, мотор все же барахлит, я останавливался два раза».

В руке у хозяина дома позвякивали ключики от машины. Тоня стала живо интересоваться мотором и кричать, что надо сделать настоящую профилактику, не халтурить; тут же побежала подогревать суп и стала уговаривать Виктора остаться обедать, хотя он уже согласился. И еще раз, не очень настаивая, спросила, не хочет ли он у них переночевать. «Виктор нам не помешает, да, Леня?» Правда, она не знает, где его положить. И Виктор сказал, что с жильем он вполне устроен. Ему интересно было смотреть на счастливую своей семейной жизнью Тоню, и вспомнилось, как он сам приходил когда-то домой и так же вспыхивали от удовольствия глаза Шуры. Леня ему не очень понравился: ему казалось, что только необыкновенный человек и обязательно спортсмен может подчинить себе гордую Тоню. Но ему приятно было, что Леня как будто случайно то касается Тониного плеча, то берет ее за руку: любит.

Виктор почувствовал себя лишним, ненужным и, чтобы не разнюниться, не размякнуть, стал собираться. Его не очень удерживали. Тоня все-таки пошла провожать его в переднюю, негромко говоря:

— Теперь можно признаться, что я всегда мечтала играть микст в паре с тобой.

— Почему же не говорила?

— Не осмеливалась…

У самой двери Виктор спросил:

— Ничего не слышала о моей Шуре? Говорят, у нее ребенок…

— Не знаю, — с сожалением сказала Тоня. — Мы ведь никогда не дружили. Люди, так забываются…

— Это я почувствовал на своей шкуре, когда позвонил Владимиру.

— Ну, Владимир — он теперь сановник, сановник от спорта, куда там. Хотя… будем честными, — сказала она. — Жизнь так заполнена всякой ерундой, заботами, бытом, я уже не говорю о работе, что самых близких друзей забываешь, видишь только по праздникам.