Аркадий Бухов - Жуки на булавках

– Алло. Что? Да, это квартира Шиткова. Не может. Занят. Что? Что? Кто застрелился? Послушайте, вы серьезно? Даниил Михайлович? Послушай, да это. кажется, ты сам, Донька? Что?

Голос сильно напоминал виновника несчастного случая, но я был слишком взволнован неожиданно налетевшей вестью.

– Послушай, да будет тебе… Что? Не шутите? Извините… А когда это произошло? В шесть часов?.. Почему? Может быть, записка?.. Хорошо, хорошо, конечно, мы приедем…

Когда я, положив трубку, вернулся в столовую, передавать разговор мне не пришлось. Все отлично его слышали, и нечуткость близких к покойнику людей резнула меня по сердцу.

– Слышали, – спокойно сказал Женечка, посмотрев на мое искаженное жалостью лицо. – Не рассказывай. Лучше сядь и расскажи, почему это у тебя происходит. От родителей, воспитание ненормальное, что ли, или так, внешние причины?

– Что?.. внешние причины…

– Я, короче говоря, совершенно дилетантски интересуюсь вопросом: почему ты такой идиот?

– Но позволь… Ты же слышал, что человек…

– Тебе нужно брать ванны. Насыпь в воду соль и сиди с градусником, – сочувственно прибавил Шитков, – это помогает от твоих недостатков…

Я обиженно посмотрел на всех троих, собравшихся в этой столовой, и в недоумении пожал плечами.

– Ну, знаете… ваше воспитание… тоже…

– Идиот, – кротко остановил меня Салицын, – какое сегодня число?

– Ну, первое апреля… Ах да, да, да… Что же это значит?..

– Собираемся, друзья, – деловито предложил Шитков, – к покойнику. Я уж давно до него добираюсь…

– Четыре человека идут проводить весело время, – резюмировал Салицын, надевая мою шапку, – это даже хорошо… Четыре человека и один покойник… Немного, но весело.

– Здравствуйте. Покойный Дольский дома?

– Хозяин-то? Дома, дома, пожалуйста…

– Он у себя? Разлагается?

– Не видела. Может, там, в кабинете. Одни сидят.

– Раздевайся, братцы… Только заходить всем сразу. Готово? Ну, я стучу. Можно?

– Войдите… Войдите же… А, вся компания? Покойника проведать? Здорово я вас… Это называется попасться… Вот четыре осла-то, вот…

– Женечка, холодный или нет?

– Рука холодная; эх, Шитков, сам понимаешь, сейчас десять, а это в шесть произошло.

– Кто холодный, я? Сами вы, черти, холодные…

– А почему это мертвец не на диване? Странно как-то… Положить бы его хорошо, все-таки благочиние требует…

– Положить? Это можно… Нет, ты за голову, а я уж за ноги…

– Бросьте дурака валять… Осторожнее, рукав разорвешь…

– Положили. Лежит. Все-таки для глаза приятнее.

– А я вот взял и встал, взял и встал…

– Как ты относишься к насилию над мертвецом?

– Вещь, Щитков, в законах не предусмотренная. Принципиально одобряю.

– А достань-ка вот там полотенце… Вот тут, за шкафом.

– Это чистое, не хватайте, черти, сегодня только вынул.

– Салицын, захвати и другое. Первым за ноги, вторым я за шею и к дивану…

– Да будет вам! Ну что за дурацкие шутки!.. Ой, ой, больно шее… Я же говорю, что больно!!

– Привязали?.. Ногой шевелит? Затяни потуже. Теперь хорошо. А жаль парня… Давно ли, цветущий, веселый, жизнерадостный, он был среди нас, а теперь лежит без движения на этом диване… Так вся жизнь. Донька – олицетворение нашей кратковременной жизни…

– Обмыть бы покойничка… Позаботься об этом, Женечка. Знакомые осудят… скажут: что же мы, если мы, если друзья не позаботились о нем.

– Ну, оставьте это… Пошутили, и будет! Снимайте полотенце, горло режет… Чего же вы молчите?.. Снимайте же, идиоты… Я, кроме шуток, кричать буду… Это уж издевательство какое-то!

– Салицын! Поройся в воспоминаниях – мешал ли когда-нибудь носовой платок, удачно засунутый в рот, – резким крикам и проклятиям окружающих?

– Мешал, Шитков. Об этом писали многие знатоки этого дела. Дай твой. Мой грязный. Нужно чтить память самоубийцы.

– Убери ты платок… Это хамство! Это черт знает что… Я кричать буду… Я… агнр… пер… фрх… кнк…

– Вставил?

– Кажется, что плотно. Воздух проходит через нос. Обмывать не умею.

– Я умею. Правда, поверхностно, но думаю, что дойду до нужного чисто логическим путем. Дай-ка сюда графин и пробку открой…

– Погоди, я расстегну жилетку… Можно…

– Наклоняй лучше. Вот так… Хм!.. Ежится… Жаль, что температура воды несколько пониженная; графин стоял на холодном подоконнике. Остатки можно на голову… Я кончил…

– Как жаль его, Салицын… Как сейчас, помню я его добрую улыбку и открытое славянское лицо…