Виктория Гольдовская: Три колымских рассказа

…Знакомых? Николаю вдруг показалось, что рядом не студент-заочник, а Роман Симонов. Ведь именно здесь, в этой столовой встретились они когда-то. Николай улыбнулся, как улыбаются чему-то теплому, давнему. В самом деле, не завернуть ли? Ведь интересно, как они там живут сейчас, как добывают золото. Может же командированный потратить полдня и побывать там, где он был когда-то, встретиться со своей юностью?

Артемьев быстро пошел к автобусу за чемоданом. Чтобы попасть на «Отчаянный», нужно было пересесть в другую машину. Ее приходилось ждать.

…Лисий Нос сидел тогда вон за тем угловым столиком. Круглолицый, ладно сбитый, подвижный, он, разговаривая, все теребил и теребил свой лохматый треух. Потом весело попрощался с буфетчицей, вскочил в фанерный автобус, где уже все места были заняты, примостился в углу на запасном колесе. Мешок свой бросил возле печки. Залязгали какие-то железки.

— Во, лисий нос, слышишь, гремят? — запросто обратился он к Артемьеву, как к старому знакомому. — Разжился я кое-какими деталями. Не зря на завод мотался. Теперь живем! А ты впервой в тайгу? Закуривай, у меня мировой самосад.

Закурили.

— Я здесь уже давно. Сначала с разведчиками-геологами ходил, а теперь по основной специальности. Танкист я. Что удивляешься? Конечно, на «Отчаянном» не воюют. Но бульдозер — он для меня как танк. А ты небось с курсов?

— Да. Машинистом на экскаватор. А что это за название такое — «Отчаянный»?

— Пожалуй, расскажу, тебе, раз к нам едешь. — Бульдозерист затянулся самокруткой. — Так вот, когда мы с геологами пришли в нашу долину, увидали ручеек. Узкий такой, блестит, как крыло стрекозиное. Мелкий совсем. Такому б и имени давать не стоило. Но по левому берегу золотило. Только начали мы работу, где-то в горах загремело. Дождь хлынул. И, скажи, разлилось наше «крылышко» метров на пятьдесят. Несет на мутной воде бревна, кусты, волочит по дну камни-булыжины с голову! Один наш геолог и говорит: «Во, ребята, отчаянный!» Так и осталось за ключиком название. А у нас правило: как окрестили ручей, так и горный участок называется. А что, лисий нос, разве плохо это — «Отчаянный»?

Он улыбнулся. Яснее обозначилась ямка на подбородке.

«Раздвоенный подбородок… Значит, есть характер», — подумал Николай, А вслух спросил:

— И давно участок золото дает?

— Металл, — значительно произнес бульдозерист, — мы нашли через год после Победы. Вот и считай. Четвертый сезон промышляем. А ты еще молодой. Видно, воевать не успел?

Николай почему-то покраснел.

— Наш год не призывали.

— А ты не красней! В войну и вы, ребята, горя хватили, хотя пороха и не нюхали. Я это к чему разговор завел. Трудно мне было после демобилизации дело по душе найти. И мирной жизни хочется, и с танком расставаться жалко. Мне и присоветовали — сюда, на Колыму. Трактористом. Приплыл я сюда — девять дней нас в Охотском море болтало — приплыл, а какие здесь трактора? В кадрах сказали: потерпи. Походи пока с геологами. Ну, я с ними и ходил в партии один сезон. А когда в навигацию бульдозеры прислали, я по-мировому устроился. Семью сюда вызвал. Ты вот что… Тебя как звать? Николай? Ты, Коля, в гости обязательно приходи. Нас найти легко. Спросишь, где Ромка-Лисий Нос живет.

— Почему Лисий Нос?

— Присказка у меня. Сам слышал, к каждому слову прибавляю. Так и прозвали. А прозвище — это такое дело — имя забыть могут, а кличку все знают.

— А вы на какой улице живете?

Лисий Нос громко захохотал.

— Нет еще на «Отчаянном» улиц. Вон, смотри!

Машина шла по дороге, проложенной на склоне сопки.

Ниже кольцом расположились домики. Косогор был крутой, и казалось, что нижние домики лепятся крышами к крылечкам верхних.

— Ишь, как в ауле!

— У нас так и говорят: «сакли».

Автобус миновал прижим. Николай облегченно вздохнул, но сказал как ни в чем не бывало:

— А за ручьем у вас низина…

— Это уж по науке! Реки всегда имеют один берег крутой, другой — пологий. Кажется, правый крутой. Мне коллектор наш объяснял, да я забыл. У меня, понимаешь, так голова устроена, что, кроме моей тракторной техники, ничего в ней по держится. Ну, приехали! Спасибо за компанию! Ты прямо к самому ручью иди. Там общежитие экскаваторщиков. У мостика. Мне надо к гаражу. А живу я вон на той горке. В «шоколаднике».

Он кивнул Николаю и легко подхватил мешок с железяками. Что такое «шоколадник»? Спрашивать было неудобно.

Николай Артемьев стал спускаться к ручью. За ручьем зеленело болото. Вдали виднелся длинный сарай. Больше никакого жилья там не было. Сам ручей действительно узкий — любой мальчишка перескочит — журчал меж камней по светлому песку, И только широкая отмель, на которой среди валунов застряли белые ободранные пни, напоминала, что перед Николаем — Отчаянный.