Марк Чарный - Лейтенант Шмидт

— Отставного лейтенанта Петра Шмидта лишить прав состояния и подвергнуть смертной казни через повешение.

— Старшего баталера Сергея Частника, комендора Никиту Антоненко и машиниста Александра Гладкова, исключить из службы с лишением воинского звания, лишить всех прав состояния и подвергнуть смертной казни через расстреляние.

— Крестьянина Григория Ялинича, сына священника Александра Пятина…

Дальше последовали каторжные работы — бессрочно, на двадцать лет, на пятнадцать, десять…

Кто-то из матросов теряет сознание. Остальные окружают Шмидта, обнимают, благодарят. Он тоже благодарит их, прощается. Он словно вырос за эти последние дни, прекрасно-сдержанный, с гордой осанкой.

Сестра и Зинаида Ивановна ждали приговора на извозчике у здания суда. Кто-то подошел к ним и сказал, что разрешено проститься… Женщин ввели в небольшую комнату. Через некоторое время, окруженный конвоем, входит Шмидт. Сияние его глаз поражает женщин, онемевших от горя и отчаяния. Он говорит:

— Приговора этого я ждал. Жаль только, что к повешению… Эх, да все равно. — Он махнул рукой. — Как хорошо матросы прощались со мной…

Анна Петровна набралась сил:

— Петя, если бы мама была жива, она стала бы на колени и поклонилась тебе до земли…

Шмидт улыбнулся. В глазах его блеснули слезы.

Снова замолчали. Зинаида Ивановна не находила слов. Шмидт пришел ей на помощь:

— Хорошо так молчать… Хорошо, что ты не плачешь, Ася…

Анна Петровна молча гладила рукой колено брата.

К Зинаиде:

— Пришли мне бертолетовой соли, что-то горло болит…

И не удержался:

— Что ж, они будут вешать за больное горло?

Вошел ротмистр. Подал знак, что свидание окончено.

— Дали бы нам хоть немного помолчать, — сказал Шмидт, поднимаясь.

Ротмистр торопил. Шмидт обнял сестру, поцеловал дрожащую Зинаиду Ивановну. Последнее свидание…

Когда обе женщины, обогнув здание суда, подошли к воротам, приговоренных матросов уже выводили. Впереди шли Гладков и Антоненко, за ними остальные. Потом вывели Шмидта. Анна Петровна и Зинаида, не обращая внимания на конвой, приблизились к нему, взяли за руки и пошли рядом. Никто не посмел помешать им.

— Сколько людей… — произнес Шмидт, оглядываясь.

Кажется, собрался весь Очаков. Люди стояли по обеим сторонам дороги, сидели на деревьях и крышах. То тут, то там раздавались рыдания.

Матросы шли молча. Потом кто-то запел, кажется, студенты Пятин и Моишеев. Шмидт повернулся к ним и тихо попросил:

— Не нарушайте торжественности…

Снова пошли молча. Некоторые матросы срывали, с себя погоны и бросали под ноги. Шмидт нагнулся, поднял чьи-то погоны, сдул с них пыль и положил сестре в муфту.

Вот уже пристань. Издали Зинаида Ивановна увидела катер, на котором она столько раз переправлялась на остров Морской батареи. На рейде стоял большой белый транспорт. Это был «Прут», плавучая тюрьма.

— Дальше нельзя.

Женщины торопливо простились. Конвой сомкнулся.

Защитник Александров стоял на капитанском мостике небольшого каботажного парохода. Он видел, как показалось густое кольцо конвоя — целый отряд пехоты и кавалерии. Внутри — очаковцы. Гладков заметил адвоката и крикнул:

— Прощайте… Спасибо… Идем на смерть!

А вот и Частник. Милая улыбка даже сейчас освещала его тонкое лицо. Он прижал обе руки к сердцу, молча поклонился и исчез в трюме.

Шмидт шел обычной независимой походкой, словно не его вели солдаты, а он их.

Накануне Александров был у него на гауптвахте.

— Как вы себя чувствуете сегодня? — спросил он, осторожно заглядывая Шмидту в глаза.

— Если можно говорить о спокойствии человека, обреченного на смерть, то я спокоен…

И он заговорил на общие темы. О том, что, несмотря на вакханалию репрессий, перелом свершился. Великий перелом.

Шмидт уже подошел к трюму, когда почувствовал взгляд. Он обернулся, увидел защитника и высоко приподнял шапку. Горячей пеленой Александрову застлало глаза, и он отвернулся. Через минуту баржа отошла, взяв направление на «Прут».

Крики негодования прокатились по всей огромной стране от Вислы до Тихого океана. Московский комитет РСДРП издал листовку в связи с приговором Шмидту и другим очаковцам. «Каждый день в разных уголках России выносятся смертные приговоры, — говорилось в листовке. — В одних случаях устраивают комедию суда и казнят по суду, в других — без суда расстреливают, вешают, сжигают. Кровавый туман застилает нашу родину… Еще четыре казни, еще четыре жертвы, еще двадцать семь человек будут томиться по тюрьмам и казематам. Всю Россию они превратили в сплошную тюрьму, в застенок и пытают в этом застенке всех, кто встает за право народа, за лучшую жизнь. И один за другим всходят на эшафот борцы.